– Ты из меня дурака не делай!

– Боже упаси!

– И Господа всуе не поминай!

Крикнул он и тут же, спохватившись, суетливо оглянулся – не слышал ли кто его недостойные советского руководителя речи.

Заговорил уже шепотом:

– А что, если меня за такие звонки… потом…

– Да за что? Кишкин – мой бывший начальник. Знает меня. Я бы сама в приемную позвонила, но, боюсь, должность маловата. Секретарь даже слушать не станет. Вы – другое дело. Начальник не маленький! Вы вон даже… любому позвонить можете!

Падкий на лесть Семенов приосанился, однако сдаваться не собирался.

– Я – начальник в уголовном розыске, а там – транспорт и все такое.

– Так транспорт в ОГПУ! А мы с ОГПУ – братья!

– Какие еще братья? – опешил Семенов.

– Двоюродные.

Он раздул ноздри и взглянул волком. Анна заторопилась.

– Товарищ Семенов, если номер не захотят давать, попросите соединить и скажите, что по делу Чебневой. Владимир Александрович фамилию наверняка вспомнит. Ну уж если не вспомнит, тогда ладно, не буду больше приставать.

Семенов раздумывал еще целых пять минут, а потом согласился.

– Только смотри, если что, скажу, ты меня подговорила.

Звучало это настолько нелепо, что Анна чуть не рассмеялась.

– Спасибо, товарищ Семенов.

Начальник застегнул ворот, пригладил волосы и, сверившись с бумажкой, на которой был записан номер, наконец позвонил. Сказал все, как положено, и замер, ожидая ответа.

Наконец в трубке раздался чей-то голос. Слов было не разобрать, но Анна вдруг поняла – Кишкин!

– Да. Да. Так точно, – ответил Семенов и, глядя на нее испуганными глазами, протянул трубку: – Тебя.

– Ну здравствуй, Чебнева, – услышала она знакомый басок. – Не чаял услышать.

Она так обрадовалась, что ответила не сразу – справлялась с волнением.

– Чего молчишь? Язык от радости проглотила? Смотри, в обморок не грохнись. Излагай, что там у тебя за нужда.

После вмешательства Кишкина вопрос решился в срочном порядке, но тут возникла новая закавыка: их отказывались выпускать вдвоем.

– У нас это не приветствуется, – поджав губы, заявила тощая барышня в приемной. – Может выехать лишь один из супругов. Когда вернется, выпустим… то есть предоставим возможность выезда второму.

Анна была готова вспылить, но доктор решил все мгновенно:

– Поедет моя супруга Анна Симон.

Барышня подняла выщипанные бровки.

– Я доложу начальнику. Приходите… на следующей неделе.

Иван Павлович повернулся к Анне:

– Дорогая, подожди меня. Я скоро.

Пылая от негодования, она села на шаткую скамейку в темном коридоре и уставилась на затоптанный башмаками разного калибра пол, настраиваясь на долгое ожидание. Ей казалось, что еще мгновение, и она либо забьется в истерике, либо разнесет к чертям это заведение. Однако дойти до крайней точки кипения не успела: Симон вышел буквально через минуту.

– Все в порядке. Завтра разрешение на выезд будет готово.

– Как вам удалось?

– Старым проверенным способом, – усмехнулся Иван Павлович.

– Взятку дали?

– Тсс… Не так громко, если можно.

– Простите, я… мне кажется, немного не в себе.

– Понимаю, но вы должны держаться ради Маши. Уверен, она ждет вас.

– Но… как же вы, товарищ Семен? Ваш отец… Он хочет видеть сына.

– Я тоже хочу этого, но увидеть вас счастливой я хочу гораздо больше.

Это прозвучало слишком откровенно, и Анна смутилась. Неужели он рассчитывает, что их союз станет реальным? Ну что ж. Если такова плата за возможность поехать на поиски Маши, она готова.

То, что он произнес следом, утвердило ее в этой решимости.

– Ни в коем случае не собираюсь на вас давить. Но раз Богу было угодно соединить нас хотя бы на бумаге, возможно, я могу надеяться, что, вернувшись, мы сможем поговорить об этом? Поверьте, не будет на свете человека счастливее меня. Я буду покорять вас каждый день, каждую минуту. Сделаю все, чтобы вы полюбили старого француза.

Она слушала и пугалась своих ощущений. Сначала ей хотелось ударить его. Зачем? Зачем он сразу стал требовать с нее плату? Но Симон глядел так робко и с такой любовью, что ей стало жаль этого человека. Ведь добрый доктор, столько сделавший для нее, так же одинок, как и она. Разве Иван Павлович виноват, что она не может полюбить его? Анна сама дала ему право надеяться. Стоит ли удивляться, что он так и поступил.

– Дорогой товарищ Семен, – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Мы поговорим об этом. Но только когда мы с Машей вернемся домой. Согласны?

Симон поглядел на нее влажными глазами и молча поцеловал руку.

Она сразу почувствовала себя обманщицей. Он уверен, что разговор равен обещанию подумать над его предложением, а это будет – прощание.

– Как я смогу найти вашего отца? – кашлянув, спросила она. И отняла руку.

– Я дам адрес госпиталя и имена его друзей.

– А лекарства?

– К сожалению, здесь никаких лекарств достать невозможно, но вы все сможете купить в Париже. Мой отец – человек небедный. Его врачи помогут приобрести все, что нужно.

– Я буду жить у него?

– В этом нет необходимости. Я хочу, чтобы вы поселились в хорошем отеле.

– Зачем? С меня достаточно комнаты… где-нибудь. Там ведь можно снять жилье?

– Разумеется, но для этого нужно время. Отель – самый безопасный вариант. Я дам вам телефон одного из папиных друзей. Вы позвоните ему с вокзала и по приезде в Париж вас будет ждать номер в отеле. И не возражайте! Вы когда-нибудь жили в отеле?

Анна усмехнулась.

– Конечно! Конечно, я жила в отеле. Два года назад ездила на курсы в Москву и там… жила.

– Это было общежитие, наверное?

– Гостиница называлась «Красный маяк».

– Представляю себе, – скривился Симон.

– Все не так плохо. Была даже прачечная. На первом этаже.

– Значит, вам просто необходимо узнать, что такое отель в Париже.

«Мне все равно», – хотела возразить она, но промолчала.

Зачем что-то говорить сейчас? Главное свершилось. Она едет за Машей.

Поздно вечером Анна отправилась к Рудницкому за обещанной запиской.

– Вот, держите. Это к Артуру Гризо.

– Спасибо огромное, Аркадий Нестерович. Просто чудо какое-то, что у вас везде есть знакомые.

– Не преувеличивайте. Отнюдь не везде. Просто после семнадцатого года Париж стал Меккой для многих. Не скрою, среди них немало моих знакомых, но, как говорится, иных уж нет, а те далече.

Анна помолчала и медленно произнесла:

– Честно говоря, была зыбкая надежда найти Николая Синицкого. Глупо, конечно. Просто не верилось, что он полностью порвал с Россией. Но Марья Николавна, как вам известно, исчезла, не сообщив мне куда, а Колины друзья… В общем, я никого не нашла. Да и не факт, что они захотели бы общаться со мной теперь, когда я служу в УГРО.

– И все же один ваш знакомый, возможно, сейчас как раз в Париже, – негромко произнес Рудницкий.

Она взглянула с удивлением и вдруг поняла.

– Это было бы невероятной удачей, но… На самом деле он может быть где угодно. Пять лет прошло. Да, он уезжал в Париж, я точно помню, однако… Иногда мне кажется, что Егер просто фантом. Или приснился мне.

– От общения с фантомом не рождаются дети, милая моя, – резонно заметил Рудницкий, вдруг стремительно направился к двери и распахнул ее настежь.

За дверью обнаружилась невысокая худенькая старушка в платке. Одна сторона платка была заправлена за ухо, никаких сомнений – для того, чтоб сподручней подслушивать.

– Добрый вечер, Авдотья Спиридоновна, – любезно поздоровался с соседкой Рудницкий. – С чем пожаловали? Наверное, опять соль кончилась?

– Ага. Кончилась, – кивнула старушка, нимало не смущаясь, и заглянула ему за спину.

– А это кто у вас? Внучка, что ли, приехала?

– Так точно. Внучатая племянница. Навестить пришла, – терпеливо пояснил Аркадий Нестерович.

– То-то гляжу, все ходит к вам какая-то. Я сразу так и подумала: не любовница.