Оба неровно дышали, все еще вздрагивая и изредка приникаядруг к другу, словно продолжая высасывать остатки наслаждения, но, впрочем,каждый понимал, что все кончилось и на смену полу беспамятному, молчаливому,задыхающемуся смятению должны теперь прийти слова, улыбки, взгляды… обыденностьотношений двух удовлетворенных любовников.

— Oho-ho, mon Dieu! — коснулся уха Алексея щекочущий,смеющийся шепоток.

— Oho-ho, mon cher! Vous etes un etordi, mon ami! [10]

Наш герой вздрогнул, снова стиснул руками узенькую талию,уже почти не сомневаясь в подозрении, кое едва зародилось в нем, едва лишьдушный розовый запах коснулся его ноздрей.

Однако в ту минуту сознание Алексея еще не освободилось отпут беспамятства, а плоть была слишком возбуждена, чтобы он мог о чем-тосвязанно размышлять. Теперь же, услышав этот голос, он понял, что многое,слишком многое могло бы подтвердить первые подозрения.

Свободная от корсета талия, которую он стискивал, былатоненькой — двумя пальцами обхватишь, и хрупкой, будто у девочки. Маленькиегруди терялись в жадных ладонях Алексея. Коленям было легко, словно оседлавшаяего дама была почти невесома. Губы ее имели приторный помадный привкус.

А этот тяжеловатый розовый запах вместо прохладного,горьковатого, который, чудилось, проник не только в легкие, но и в сердцеАлексея, навеки отравив его? Все, все в этой незримой (открыв глаза, онубедился, что кругом царит кромешная тьма) любовнице было другим. Не таким!

Господи боже… это что же получается? Он что, предалсястрасти не просто с невидимой, но и с незнакомой дамой?! Он вступил в случайнуюсвязь? Он изменил (а ведь еще и суток не прошло!) той, которая стала первой егоженщиной, открыв ему бездну такого сокрушительного наслаждения, котороеповергло его в сон или беспамятство, сделав его неспособным холодноанализировать свои чувства, как он это проделывает сейчас, довольно быстроотделавшись от мимолетного — и не столь уж острого, если честно признаться! —удовольствия и уподобившись в своей внезапно наступившей трезвости приказчику,который довольно хладнокровно подсчитывает все прибыли и убытки минувшего дня.

Воистину: “Vous etes un etordi, mon ami!” И это еще мягкоговоря.

Кто же он после случившегося? Неблагодарный изменник!Распутный развратник… или, вернее будет сказать, развратный распутник?

И Алексей, ужасаясь глубине своего падения (к чести нашегогероя, ему и в голову не пришло обвинить в случившемся кого-то другого, кромесебя, хотя, если быть совершенно искренним, в пропасть измены он не сам упал, абыл туда внезапно и очень умело свергнут!), вдруг ощутил, как сверкающее,чудесное переживание первой страсти с неимоверной скоростью отдаляется от него,улетает в невозвратимое, туманное прошлое.

Он словно бы даже ощутил довольно сильную тряску, как еслибы жизнь его действительно вдруг понеслась по не больно-то наезженной колее.

Что такое? Да это Алексею не мерещится! Он и впрямь куда-тоедет!

Так вот что означали те толчки и раскачивания, которые топомогали, то мешали ему несколько минут назад нести незнакомую всадницу ксладостной цели! Он находится в темной, закрытой карете с завешенными окнами. Ксчастью, уже не в тюремной, коя доставила его на берег Невы. Но все-таки, безсомнения, Алексея куда-то везут… Господи, да куда же на сей-то раз! И кто еговезет?!

— Где я? — выкрикнул он, пытаясь сохранить достоинство и невпасть в панику, однако не находя для этого сил.

— Кто вы?

— Ах, мой дорогой! — снова послышался этот интимный,ласковый французский шепоток.

— Не рано ли задавать такие категоричные вопросы? По-моему,мы еще недостаточно хорошо знакомы, чтобы дама без опаски могла открыть вамсвое инкогнито.

Недостаточно хорошо знакомы? И это после того, как междуними произошло самое важное, самое главное, самое тайное, что только можетслучиться между мужчиной и женщиной? То, что связывает их навеки неразрывнымиузами!

“Секундочку! — озабоченно проговорил некто трезвомыслящий впереполошенной Алексеевой голове. — Связывает навеки? Неразрывными узами? Новедь вы, милостивый государь, уже связали себя неразрывно с той загадочной,незнакомой дамою… как было точно подмечено, еще и суток не прошло. А теперьстоль же навеки соединились с другой, опять-таки незнакомой и загадочной. Неозначает ли это, что путы любодейные все же не столь неразрывны, как вам сиекажется?”

Отдавшись своим нелегким размышлениям, Алексей на некотороевремя притих и вздрогнул, услышав над ухом недовольный голосок:

— Да вы никак уснули, mon cher? Очень мило с вашей стороны!

Алексей вздрогнул. Надо же было так задуматься!

Да ведь он успел позабыть о незнакомке, все еще сидящей унего на коленях, и не просто сидящей, но даже поерзывающей нетерпеливо.

Может быть, ей мешало то, на чем она продолжала сидеть?Алексей сконфузился, и попытался было, как бы это поизящнее выразиться,убраться восвояси, однако колени дамы покрепче стиснули его бедра, словно онбыл заленившимся жеребчиком, коего всадница нетерпеливо понукала продолжатьскачку.

Чтобы исключить всякие недомолвки, маленькие, будто вишенки,тугие губки снова прильнули к его рту, проворные пальчики нетерпеливо скользилиего обнаженный живот, спускаясь все ниже и ниже… и Алексей сызнова убедился вглубине своего морального и физического падения, потому что вдруг ощутилгорячее желание опять сделаться распутным развратником (или развратнымраспутником, это уж кому как больше нравится)..

Как говорится, надо примиряться с нехорошим, чтобы избегнутьхудшего!

— Да, похоже, я не напрасно рисковала ради вас жизнью братаи своим благополучием, — с одышкой прошептала спустя некоторое время дама,наконец-то слезая с усталых колен Алексея и, судя по шелесту и шуршанию,приводя в порядок свой туалет.

— Вы — достойная награда для самой изощрённой женщины. Бытьможет, вам немножко не хватает мастерства, однако при хорошей школе это легкоможно наработать. Очень рада, что не ошиблась в вас, мой романтический злодей!

Алексей, в это время пытавшийся унять переполошенное дыханиеи несколько прикрыть наготу (он все-таки стеснялся, несмотря на кромешную тьму,царившую вокруг), замер, пораженный ее словами.