— Леонард Константинович! — Федор бросился к Рубану, приподнял, подсовывая подушки. Крикнул Марго: — Позовите Пашу!

Марго выскочила из комнаты. Через пару минут прибежал дядя Паша.

— Паша, Рубану плохо, нужно врача… тут есть врач?

— Сейчас сгоняю за Саломеей!

— И заберите Нору… пожалуйста.

— Подохла? Отмучалась, бедолага. Хорошая собака была, умная, как человек, все понимала. — Кряхтя, дядя Паша поднял Нору и пошел к двери: — Федя, открой! Ты посиди с ним, на столе лекарство от давления и от сердца, дашь, а я сейчас за Саломеей.

Дверь за ним захлопнулась, и Федор подумал, что вчера Саломею Филипповну вызывали к больной собаке, а теперь к человеку… Аналогия напрашивалась сама собой, и Федор с усилием отогнал от себя неприятную мысль.

Он сидел у изголовья Рубана, прислушиваясь к его тяжелому дыханию; время от времени подходил к двери, надеясь услышать голоса и шаги дяди Паши и Саломеи Филипповны.

Она шумно вошла, протопала к кровати, взяла руку Рубана. В комнате резко запахло влажной шерстью и сухими травами. Лицо ее было кирпично-красным с морозу, густые черные брови нахмурены. К удивлению Федора, она вытащила из своего саквояжа стетоскоп.

— Ну что? — спросил он, когда она повернулась к нему, выдергивая из ушей гибкие трубки.

— Плохо. Надо бы в районную больницу… Плохо.

— Что же делать?

— Надеяться. Я заварю траву. Поить через каждые два часа. Ну и то, что он обычно принимает. Посмотрим.

— Вы не могли бы остаться… хоть на пару часов?

— Останусь. Покажи, где кухня, пойду заварю. И закрой окно, не дай бог, воспаление легких схватит.

…Гнездо притихло. Все сидели по своим закуткам, не высовывая носа. Короткими перебежками добирались до кухни, получали от Лизы тарелки с едой и летели обратно. В комнате Рубана бессменно сидели Саломея Филипповна и Федор. Иногда заглядывал дядя Паша, спрашивал с надеждой: «Ну как?»

Саломея Филипповна качала головой, и дядя Паша, постояв минуту, бесшумно исчезал.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал вдруг Федор.

Саломея Филипповна остро взглянула и кивнула.

— Паша сказал, что вы каждый день гуляете с собаками, утром и вечером. У вас три собаки, и вы с ними гуляете. Он сказал, что вы обычно идете в сторону поселка, там ровная местность… так?

Она молча смотрела на Федора.

— Саломея Филипповна, если вы были там в день аварии, то могли что-нибудь видеть… — Фраза повисла в воздухе.

Женщина все так же молча и выжидающе смотрела на Федора.

— Я хочу спросить… что вы видели?

— Паша сказал, что тут у вас убили женщину. Задушили. Правда? Насмерть задушили?

— Правда.

— Когда?

— Ночью, примерно в три утра.

— Кто? Артистка? Я поняла, что не Мария, Паша сказал бы. Не Наталья, не приведи господь?

Не сразу Федор сообразил, что Мария это Марго.

— Не артистка и не Мария. И не Наташа. Убили невесту Миши, ученика Леонарда Константиновича.

— Помню ее, видела с фотографом позавчера. Он заставлял ее лезть в сугроб, она отбивалась и хохотала. Невеста Миши, говоришь?

В тоне ее прозвучали странные нотки.

— Считалось, что невеста. Говорят, он ее ревновал.

Она кивнула.

— Ревность — поганое чувство… много бед от него.

— Я спросил, кого вы видели…

— Ты спросил? — перебила Саломея Филипповна. — А кто ты такой, чтобы спрашивать? Ты приехал позже всех, никогда раньше тебя не видела… откуда ты взялся?

— Меня пригласил Леонард Константинович.

— Ты не из их компании. Должно, из сыщиков, так?

— Так, — усмехнулся Федор, отдавая должное ее проницательности.

— Что случилось, не скажешь?

Федор смотрел на нее, раздумывая. Потом сказал:

— Леонард Константинович получил несколько писем с угрозами. Пропал журналист… он был не журналистом, а телохранителем. Отравили Нору, она умерла ночью или утром. Сегодня ночью задушили женщину, около трех…

— Видела что-то… мало ли. — Она помолчала. Спросила после паузы: — Почему я должна тебе верить?

— Потому что я приехал после аварии.

— Резон. — Она перевела взгляд на Рубана. — Ты прав, видела кое-что.

— Что?

— Выгляни в коридор, — приказала Саломея Филипповна.

Федор повиновался. За дверью было пусто. Он вернулся, сел, выжидающе уставился на ведьму.

— Я видела аварию. Машина ехала от Гнезда в поселок. Уже темнело, по дороге шел человек, навстречу машине. Я его не распознала, далековато мы были. Он остановил машину, возился… не видно было, кажется, сел внутрь, а через минуту выскочил и побежал. А машина пошла своим ходом до поворота, не свернула, сбила ограду и покатилась вниз по скосу.

— Человек, которого вы видели, спускался к машине?

— Не видела, вряд ли. Говорю: уже темнело. Когда мы подошли, там никого не было. Внизу горели фары, машина перевернулась несколько раз и встала на колеса, только завалилась набок. Мы спустились…

— Вы нашли его?

— В машине никого не было.

— Что значит — не было? Куда же он делся? И собаки не взяли след?

— Собаки стали выть.

— Выть? Почему?

— Испугались, должно. Жались к ногам.

— Через сколько времени вы спустились к машине?

— С полчаса прошло. И еще час мы ходили вокруг.

— Как вы это объясните?

Она смотрела насмешливо.

— Бывает, что нету объяснения. Нету, и все. Не все можно объяснить.

— Послушайте, что за… — с досадой сказал Федор. — Сверхъестественные силы вмешались?

Она пожала плечами.

— Думай сам, если сыщик. Леонард Константинович сказал, что ты философ. Когда я пришла к собаке, сказал, что у него, мол, новый гость, философ. Ты правда философ?

— Правда.

— Вишь как, и сыщик, и философ. Вот и думай, тебе все карты в руки, понял? Соображай, какие тут силы вмешались или не вмешались. И один тут убийца действует или двое.

Она с ухмылкой смотрела на него в упор, и Федор понял, что ничего больше от нее не услышит.

— Пускай с ним ночью Паша посидит, — сказала Саломея Филипповна после паузы. — Не оставляйте одного.

— Как он?

— Плохо. Даст бог, переживет ночь, утром полегчает. Я буду утром, принесу траву.