Изредка её разыскивали знаменитости. Коко их принимала и с рассеянной улыбкой выслушивала комплименты. Только резко пресекала разговоры о своей гениальности. Лесть – словесные духи. И как духи, она принимала её лишь в микроскопических количествах.

Случалось, её посещали и любопытствующие туристы. Европа становилась на ноги после разрушительной войны. Появились путешествующие бездельники. Увидев очередную пару с фотоаппаратами на груди, Коко сильно раздражалась. Иногда так выходила из себя, что набрасывалась на зевак с проклятиями. Туристы уходили в недоумении – они никак не ожидали, что у мадемуазель Шанель такая злая и сварливая… экономка.

Коко Шанель и Стэнли Маркус. 1955 год.

Она сильно постарела. Тёмные волосы стали седыми. Коко красила их, но иногда забывала. А зачем? Зачем ей казаться молодой, если на самом деле она уже давно старуха?

В её гардеробе уже не было богатых нарядов. Она не вращалась в светских кругах, не посещала приёмы и театры. Всё это было в прошлом…

Но бесконечно так продолжаться не могло. Коко должна была либо умереть, либо… вернуться в Париж. Смерти она не желала, а вернуться не могла. Или могла?

В 1952 году пришла весть о кончине Вальтера Шелленберга. Он был освобождён из тюрьмы по причине онкологического заболевания. Последние месяцы жизни он провёл в Италии, в приюте. Оттуда, из Турина, и пришло это известие. Шелленберг был последним свидетелем прегрешений Шанель и последним фигурантом операции «Шляпа». О Штатце после войны Коко не знала ничего.

И она решила – пора. Пора закрывать эту «садовую лавочку» и возвращаться в Париж. Плевать ей, что с ней будет, – бог не выдаст, свинья не съест. Во всяком случае, сама себя она уже осудила и наказание это пережила.

Коко пригласила торговца недвижимостью.

– Во сколько вы оцените этот увядающий сад? – поинтересовалась она. Тучный господин нахмурился, раздумывая, как бы деликатней предложить наименьшую сумму. Но Коко его даже не дослушала:

– Очень хорошо! Продавайте всё, что есть в этом доме, и сам дом. Мне нужны деньги!

Коко за работой.

В начале 1953 года Коко Шанель прибыла в Париж. Позади остались 14 лет томительного безделья. Отныне у неё не было ничего – ни особняка, ни Дома моды, ни магазинов. Она продала всё. И все свои активы превратила в деньги, ибо цель, которую она поставила перед собой, была практически недостижимой.

– Что вы намерены делать, Коко? – наседали на неё парижские журналисты, едва Шанель вышла из вагона поезда.

– Вернуть себе своё место, – ответила Коко.

– Интересно, какое? – саркастически поинтересовался один из репортёров. И Коко с достоинством ответила:

– Пьедестал! – повергнув всех собравшихся в шок.

Она развила бурную деятельность. К Коко потянулись обрадованные сотрудники её Дома, которых жизнь разбросала по всей Европе. И она была снова полна энергии, снова отдавала распоряжения, фонтанировала идеями.

Коко преображалась на глазах. Какая старушка, что вы! Перед публикой предстала светская львица и титан мировой моды. Мудрая, острая на слово, безжалостная Коко.

– Почему вы вернулись? – спрашивали её.

– Потому что не могу видеть, во что вы превратили француженку! Франция разучилась одеваться, господа.

Она поселилась в гостинице, в которой и прожила остаток жизни. Домом она больше не обзавелась. С неё хватило этого затхлого, беспросветного швейцарского увядания. Все свои деньги до последнего франка она вложила в дело.

В этом номере фешенебельного парижского отеля «Ритц» Коко Шанель прожила последние 17 лет своей жизни.

На небосводе высокой моды Парижа поднимались новые звёзды. Коко внимательно следила за их восхождением и искренне негодовала. Её раздражали вздорные украшения, нелепые формы. Это был несомненный возврат к старому – на женщину снова смотрели, как на сексуальную забаву.

Особенно раздражал Коко Кристиан Диор. Он только что продемонстрировал коллекцию «Новый взгляд». В платьях Диора царили кружева, воланы, рюши. Модели выплывали на подиум, словно куклы. В зале, среди признанных мэтров парижской моды, сидела и Коко. После окончания показа она встала и вышла вон. Окружившим её журналистам она заявила:

– Диор ничего не понимает, он не профессионал!

– Но позвольте… – попытался вступиться один из коллег кутюрье.

– Не позволю! – отрезала Шанель. – Диор не понимает женщин. Эта одежда предложена мужчиной, который не знает женщин, у которого никогда не было женщины и который сам хочет быть женщиной!

Это был даже не намёк, а прямой безжалостный выпад. Но возразить Коко до поры никто не осмелился. Никто не знал, что припасла она для второго в своей многолетней карьере дебюта. Её коллеги по цеху слишком хорошо помнили удивительный дар Коко – она никогда не ошибалась и всегда била точно в цель.

Она снова противопоставила себя миру мужчин. И снова бросилась в бой в одиночку. И проиграла.

Кристиан Диор.

Её возвращение ознаменовалось конфузом. В 1953 году Коко представила свою первую коллекцию. С её помощью она рассчитывала вернуть себе утраченные позиции. В зале собрались едва ли ни все молодые кутюрье Парижа. И – пресса. На подиуме появились модели. Первое дефиле, второе… В зале воцарилось молчание. А потом раздался смех! Это была настоящая катастрофа.

Коко трагически ошиблась. Она снова поставила на маленькое чёрное платье, пусть и в несколько изменённом виде. Но не поняла, что публика устала от бедности. А скромность её платьев выглядела как бедность. Послевоенная же Франция жаждала украшений, веселья, беззаботности. Женщины хотели выглядеть богатыми. Покупатели нарядов тянулись к роскоши. Таково было веяние времени. И Коко это просмотрела.

После провального показа она пропустила мимо ушей язвительные замечания журналистов и с улыбкой сказала:

– Похоже, порох слегка отсырел. Но не беспокойтесь, у меня достаточно сухого. Скоро вы в этом убедитесь.

Не для того она вернулась в Париж, чтобы предаваться унынию или зацикливаться на своих провалах. И Коко с удвоенной энергией взялась за работу. Она пропадала в мастерской с раннего утра и до поздней ночи. Вместо золотой цепочки на её груди висели портняжные ножницы. Шею огибал клеёнчатый сантиметр.