Замираю на месте от слов сестры. Значит я не сошел с ума. Она ее вспомнила.

- Жень. Я ее видела во сне. Знаешь, бывают такие цветные, живые образы в сновидениях. Она сидела на подоконнике в твоей квартире, свесив ноги наружу, прямо на улицу, и смотрела в небо когда я приехала. Но так ведь не бывает. Это какой – то морок.

Нет, не морок. Я молчу, потому что после этого, в той, другой реальности Лилька позвонила мне и сказала, что я козел. Она мчалась ко мне, чтобы дать  по шее и вправить мозги, после того, как сняла Лерку с подоконника. Моя жена в тот день рассказала ей то, что так долго скрывала от меня. Выложила все, распахнув душу. Лилька не доехала, ее байк смял на перекрестке груженый МАЗ с уснувшим за рулем, уставшим дальнобоем. Страшное стечение обстоятельств, как сказал следователь. Бесконечное горе, убившее во мне последние остатки человечности. Я не поехал на похороны, оставив родителей наедине с ужасом. Не поехал, потому что побоялся смотреть на лежащую в гробу сестру, пытаясь сохранить ее в памяти живой. Снова повел себя эгоистично, так, как было удобно мне. Сообщение о смерти Лильки заставило меня вернуться домой, где я пытался снова начать оживать, под теплыми лучами Леркиного всепрощения.

- Не ходи туда, Женя. Не надо, -шепчет моя любимая Синица. Я снова ее потеряю. Это дело нескольких дней, может часов. Чувство неотвратимости рвет реальность в мелкие лоскуты. Но я не могу помешать року, или промыслу божьему.- Ее муж очень серьезный человек.

- Мне нужно вымолить прощение.

- Прощение идущее от сердца, превращает несчастное прошлое в светлое будущее. Жень, есть люди, которых нам посылает провидение во искупление. Эти связи неразрывны, настолько, что даже мироздание бессильно в попытке разделить такие судьбы. Я хочу для тебя счастья.

- Лиль, я безумно люблю тебя,- прижимаю я к груди ее легкое тело. – Если бы я мог, то просто привязал тебя здесь к батарее. Если бы я знал, что это поможет.

- Не поможет, милый. Все что должно произойти – случится. Я знаю. Я видела в том же сне. И я готова. Пообещай, что будешь себя беречь. И родители. Не оставляй их.

Мне кажется, что я вижу белоснежные, прозрачные крылья за спиной Лильки, когда она направляется к двери, чтобы закрыть ее за собой в последний раз.

Она уходит, оставив после себя сладкий аромат прелой листвы и горькое как хина сожаление. Но, я хотя бы успел сказать, как ее люблю, и как мне будет ее не хватать

Лера (выдержки из дневника)

Под гитарный жёсткий рок, который так любил,

На Харлее он домчать нас мог до небес и звёзд любых.

Но он исчез, и никто не знал ,

Куда теперь мчит его байк,

Один бродяга нам сказал,

Что он отправился в рай. (с) Ария «Беспечный ангел»

- А ты не знаешь, в парке еще делают сладкую вату?

Глупый вопрос. Для глупой ситуации. Сестра Женьки смотрит на меня своими странными глазами, цвета черничных леденцов. Нет, не с осуждением. И, слава богу без жалости. И это помогает мне стряхнуть с себя оцепенение и болезненный, почти на грани рыдания, восторг. Она стянула меня с подоконника, как раз в момент, когда я уже расправила за спиной смятые крылья. В тот миг, когда боль отошла куда – то в заоблачные высоты, оставив лишь чувство горечи и утраты, уже слегка затертые принятым решением лететь вслед за замершей в моей утробе доченькой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Вату? Наверное продают. Знаешь, там, на углу, между мостиком и верандой с зеленой крышей,- улыбается Лилька, вытирая со лба бисеринки пота. Она говорит спокойно, прижимая меня к себе рукой. От этой странной женщины пахнет кожей, сигаретами и,так не вяжущимся с ее образом, нежным парфюмом с нотками фрезии и ландыша.- Знаешь, мы с тобой наверное пойдем погуляем. Съедим ваты и вареной кукурузы. А потом просто усядемся на скамейку и будем рассматривать облака.

- Лиль, мне так больно, вот тут,- показываю я на грудь, где внутри горит дыра, размером с кулак, словно выжженая едкой кислотой.- Зачем ты приехала? Все ведь было так просто.

- А знаешь, ты права – это просто. Просто сбежать, просто спрятаться, просто сдохнуть. Это позиция слабака, Лера. Жизнь простой не бывает. В ней столько всего непереживаемого, что порой диву даешься, что ты прошел уже часть этого, усеянного ловушками и огненными пропастями, пути. И тем более обидно сдаваться. Даже когда выхода нет – он есть, понимаешь?

- Я устала. Так страшно устала,- выдыхаю, принимая ее уверенную правоту. Кто послал мне эту странную женщину, ставшую моим ангелом, не давшим мне совершить последний в этой уродливой жизни грех?

Из меня льется поток невыговоренной боли, словно лава из жерла растревоженного вулкана, выплескивается боль – комками, болезненными сгустками очищается душа. Исповедальная молитва дается с трудом. Боль, боль, боль. Непрекращающаяся, на разрыв. Лилька играет желваками. И сейчас так похожа на моего Женьку, только вот они разные. В муже нет этой мягкости, мне иногда кажется.что у него стальные не только глаза. Мне уже много чего кажется, и это пугает. Пугает что это не просто глупые придумки. Что он и вправду не мой. И никогда моим не был.

- А знаешь, я пожалуй надеру его чертову зажравшуюся задницу,- сипит Лилька, дослушав мою исповедь.- Я хочу, чтобы ты сейчас собрала свои вещи и взяла такси. Твоя малышка, ваша с Женькой... – поправляется она, и меня снова простреливает боль, но уже тупая, пережитая,- нельзя ждать до завтра, и не сойти с ума. Я позвоню своему знакомому – он врач. Хороший врач,самый лучший. Ты езжай к нему.

- Я еще не попрощалась с ней,- шепчу я, понимая, что просто оттягиваю неизбежное, Что эта птица – синица права. Надо отпустить, и постараться жить дальше.

- Она сейчас болтает ногами там, вон на том облаке. И недоумевает, почему ты просто не дашь ей уйти. У каждого своя судьба. Больно. Но если не вырывать из души кусками, а отсечь сразу, будет не так мучительно.

Слезы. Лилька их скрывает неумело. И шмыгает носом, отводя глаза. Понимает, что городит несусветную чушь. Но я так ей благодарна.

-Лера. Ты сильная. Прости, что мы с тобой так мало общались. Я просто никак не могла тебя понять. Эта твоя «внеземность» меня пугала. Но убей не понимаю, почему ты не рассказала моему брату о своем прошлом?  Почему позволила  ему вытаптывать и без того выжженую пустыню?