Я не хотел этого ребенка. Не хотел целый месяц, пока свыкался с мыслью о скором отцовстве. Пока Лерка не затащила меня на УЗИ. И эта маленькая непонятная загогулина на экране компьютера, странным образом, в один миг, перевернула мой мир. Странно, правда? Я и не думал, что моё сердце может вдруг остановиться от вида внутренностей моей жены, а потом начать рвано стучать в ребра, мешая дышать, и рассуждать.

- Ты ее видел? – спросила Лерка испуганно. А я стоял, как истукан, и не знал, что обычно отвечают одуревшие от счастья мужики. Просто кивнул.

- Она прекрасна, правда?

Правда. Она была прекрасна. Была. А потом я сбежал. От горя, от безысходности, от умирающей от ужаса Лерки. Но вот странность, от себя сбежать я так и не смог.

Лера (выдержки из дневника)

22.09.2015

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Что – то не так. Изменилось. Мне страшно до одури. Живот тянет, и на белье я заметила кровь. Говорить Женьке о своих страхах  боюсь. Он вдруг превратился в одуревшего будущего отца, и совершенно променился. Стал ласковым и нежным, как котенок. Эта маленькая девочка внутри меня смогла совершить настоящее чудо. Ее первые легкие движения, когда малышка стукнулась в наш мир маленькой своей душой, разрушили непробиваемую стену, в которую я безуспешно колотилась до этого почти два года.

- Лер, все в порядке? – смотрит на меня внимательно муж. Нет, не в порядке. Я, вот уже два дня не чувствую легких прикосновений изнутри. Не понимаю, на каком свете нахожусь. Мне безумно страшно терять счастье.

Оно тает, как сладкая вата на обжигающем солнце. Живот скручивает первая боль. Но она ничто, в сравненни с рваными ранами, которыми покрывается сердце.

Я все время пыталась понять, за чьи грехи мне приходится отвечать. Пыталась – пыталась, а потом пришла к выводу – грязная я. Все заповеди нарушила, описанные в бестселлере времен и народов. Я позволяла себе жить долгие годы лелея свои грехи, которые просто поставили на моей душе выжженное каленым железом, нерубцующееся клеймо. Страх, отчаяние, блуд, убийство. Я не могла почитать отца и мать своих, и сотворила себе кумира.

А теперь я просто расплачиваюсь по долгам своим первенцем, моей малышкой.

Я убила своего отца. На его же деньги наняла человека, который не боялся монстров, потому что сам уже давно перешагнул ту невидимую черту, разделяющую мир демонов в человеческом обличии и простых людей. И сейчас, после моего признания, хочу сказать – я сожалею лишь о том, что была слишком мала и испуганна, чтобы сделать это раньше.

Долгие годы, я заставляла себя забыть, не вспоминать, не думать. Твердила, как мантру, перед сном, лишь бы мысли о моем прошлом не лезли в бессонницу ночи. А теперь пришло время собирать камни. Отдавать то, чего я желала больше собственной жизни уродливому монстру, с черной дырой вместо души, даже из безвременья, дотянувшемуся своими мерзкими щупальцами до моего дитя. Он забрал моего первенца, как в дурацкой сказке, отравил своим ледяным прикосновением, уничтожил меня.

Женька сидит на неудобном стуле, и закаменев лицом смотрит на чистенького, прилизанного доктора, который что – то пишет в моей истории болезни. Я слышу, как тихо скрежещет по бумаге стержень шариковой ручки. Так же тихо, как дверь в пряничный домик, закрываясь за мной. Но этот кошмар, который я переживаю сейчас, гораздо страшнее. Гораздо, гораздо и еще миллиард раз гораздо.

- Замершая беременность не приговор. Вы еще сможете стать родителями. Такое случается достаточно часто,- словно сквозь вату доносятся до меня рваные фразы.- Скорее всего у плода были пороки развития, судя по сроку. Обычно организм дает сбой раньше.

- С кем случается? Мне плевать, что происходит с другими. Мой  ребенок не мог иметь никаких пороков.

Женька кричит, но до меня доносятся лишь похожие на эхо отголоски родного голоса. Он сейчас играет желваками, я уверена, и на виске его бьется нервно маленькая жилка. И в голосе моего мужа я слышу столько болезненного отчаяния, что хочется забиться под, раскорячившееся посреди кабинета, гинекологическое кресло и просто сдохнуть. Как когда-то – спрятаться, скрыться сбежать.

«Это ты виновата» - стучит в мозгу голос, который я давно забыла. Голос хозяина «пряничного домика», разрывая мысли впивающимися ржавыми крючьями. Мне стыдно, на джинсах расплывается позорное мокрое пятно.

- Евгений, послушайте, это лучше, чем воспитывать ребенка – глубокого инвалида. Природа проводит селекцию.

Врача кажется не пугает реакция Женьки. Он привык. Привык ко всему – к горю, к боли, к отчаянию несчастных, потерявших ребенка. Нет, не закаменел душой, а просто научился абстрагироваться.

- Вы еще молодые. Через полгода можно снова начать пытаться.

- Мне нужен этот ребенок.

Женька, он словно сдулся. Уставший, поникший. Я виновата в его горе. Я, и никто больше. Сворачиваюсь на кушетке, обхватив руками все еще беременный живот.

- Процедуру проведем завтра. Сегодня можете забрать Леру домой. Соберете вещи, она пусть спокойно отдохнет,- ровный голос доктора меня убаюкивает, кажется я проваливаюсь во тьму.

- Вы хотите сказать, что моя жена будет еще сутки ходить с мертвым ребенком внутри? – черт, а ведь Женька прав. А я сижу бессловесно. И угроза в его голосе кажется мне осязаемой. – Сделайте же что-нибудь, мать вашу. Я заплачу любые деньги. Это бесчеловечно. Как я смогу смотреть ей в глаза дома, все эти гребаные часы? Вы человек, или нелюдь?

- Она уже неделю ходит с замершим плодом внутри. За сутки фатального не произойдет. Послушайте, Евгений. Я ни за какие деньги мира не стану производить манипуляции с вашей женой, потому что не имею такой квалификации. Вы ведь знаете о том, что ваша жена подвергалась многократному насилию? Травмы ее органов характерны для неоднократно – повторяющихся преступных  действий или ... Я не имею морального права обсуждать жизнь вашей супруги. Вы ведь в курсе? Я не могу рисковать жизнью и здоровьем пациентки.

Вот сейчас. Мир перевернется, встряхнется и я исчезну. Я так мечтала испариться почти всю свою жизнь. Просто превратиться в прозрачное облако и лететь над головами ничего не подозревающих людей, которым не было дела до несчастной маленькой девочки, живущей в замке Синей Бороды. Грязь, от которой я так старалась отмыться. От которой я пыталась уберечь моего мужа. А точнее мне было неимоверно стыдно признаваться ему в том, что я такая – порочная, мерзкая, жалкая. Я просто хотела чтобы меня любили.