Он внимательно взглянул на нее:

– Вы имеете в виду себя саму?

– Да, – сказала она. – Как хорошо, что выменя понимаете. Дядя Дерек… – Она запнулась.

– Вы имеете в виду Дерека Ласкомба?

– Да. Я его всегда называла дядей.

– Понятно.

– Он очень добр, – сказала Эльвира. – Но онне такой человек, который станет тебе что-то рассказывать. Он просто всеустраивает и вечно выглядит озабоченным, не зная, нравится ли мне то, как всеустроено. И он, конечно, всех слушает – женщин, я имею в виду, которые емувсякое там рассказывают. Вроде графини Мартинелли. Он для меня организует школыи прочие заведения.

– А это не те заведения, где вы хотели бы учиться?

– Нет, не в этом дело. С этим было все в порядке. Тоесть это были такие заведения, где учатся все.

– Понятно.

– Но я о себе самой ничего не знаю, вот в чем беда. Нисколько у меня денег, ни что я с ними могу делать, если захочу.

– В сущности, – сказал Эджертон со своейобаятельной улыбкой, – вы хотели бы поговорить о состоянии дел. Так? Нучто ж, я думаю, это в порядке вещей. Постойте-ка. Сколько вам лет? Шестнадцать,семнадцать?

– Мне почти двадцать.

– Да что вы говорите? Я и не предполагал.

– Видите ли, – сказала Эльвира, – у меня всевремя такое чувство, что меня оберегают и ограждают. Это, конечно, с какой-тостороны очень мило, но бывает, что и раздражает.

– Да, подобное отношение уже не годится, –согласился Эджертон, – хотя мне кажется, Дереку Ласкомбу оно можетпредставляться самым подходящим.

– Он очень мил, – признала Эльвира, – но сним часто бывает трудно говорить серьезно.

– Да, я могу это понять. Ну хорошо, так что же вывсе-таки о себе знаете, Эльвира? О том, что касается семейных обстоятельств?

– Мне известно, что отец умер, когда мне было пять лет,и что моя мать сбежала с кем-то, когда мне было около двух лет. Я совершенно еене помню. Я плохо помню и отца. Помню только, что он ругался и что я егоизрядно боялась. Потом, когда он умер, я сначала жила у тетки или кузины отца –не знаю точно. Она тоже умерла, а я стала жить у дяди Дерека и его сестры. Нопотом сестра его умерла, а я уехала в Италию. Теперь дядя Дерек устроил меняжить у своих родственников Мелфордов. Они очень добрые и милые, и у них дведочери моего возраста.

– Вам у них хорошо?

– Я пока не знаю. Я практически еще до них недобралась. Они люди скучные. Вообще-то я хотела бы знать, сколько у меня денег.

– Итак, вы хотели бы получить финансовую информацию?

– Да, – ответила Эльвира. – Какие-то деньги уменя есть, это мне известно. Но много ли их?

Эджертон посерьезнел.

– Да, – кивнул он. – У вас много денег. Вашотец был очень богат. Вы были его единственным ребенком. Когда он умер, тотитул и недвижимость перешли к его двоюродному брату. Но этого брата он нелюбил и поэтому оставил всю личную собственность, которая была значительна,своей дочери, то есть вам, Эльвира. Вы очень богатая женщина, во всяком случае,станете таковой по достижении двадцати одного года.

– Вы хотите сказать, что в данный момент я не богата?

– Нет, – возразил Эджертон. – Вы и сейчасбогаты, но не можете распоряжаться этими деньгами, пока вам нет двадцати одногогода или пока вы не замужем. До того времени деньги находятся в руках вашихопекунов: Ласкомба, моих и еще одного человека. – Он улыбнулся ей. –Мы их не присвоили и ничего плохого с ними не сделали. Все они в сохранности.Более того, мы даже увеличили ваш капитал за счет удачного помещения.

– А сколько я получу?

– По достижении двадцати одного года или при вступлениив брак вы станете обладательницей суммы, по приблизительным подсчетам равнойшестистам или семистам тысячам фунтов.

– Это и вправду много, – тихо проговорила Эльвира,на которую сумма произвела сильное впечатление.

– Да, это много. Возможно, именно тот факт, что капиталвелик, и не позволял обсуждать эту тему с вами до сих пор.

Он наблюдал за ней, пока она обдумывала сказанное.Интересная личность, подумал он. Выглядит невероятно невинной, но за этимкроется нечто иное. Он произнес с легкой усмешкой:

– Вы удовлетворены?

Она неожиданно улыбнулась:

– Должна была бы, правда?

– Это приятнее, чем выиграть в лотерею, не так ли?

Она кивнула, но мысль ее где-то блуждала. Потом, совершеннонеожиданно и резко, она спросила:

– А кому все достанется в случае моей смерти?

– В нынешних обстоятельствах все перейдет к ближайшемуродственнику.

– То есть, я хочу спросить, я могу сейчас составитьзавещание? Наверное, не могу, пока мне не исполнится двадцать один? Это мне такобъяснили.

– Вам объяснили совершенно правильно.

– Это очень обидно. И если я не выйду замуж, то моямать, как ближайшая родственница, все получит? У меня вообще-то почти нетродственников, я даже матери своей не знаю. Какая она?

– Она выдающаяся женщина, – сухо произнесЭджертон. – Все так считают.

– Ей никогда не хотелось меня увидеть?

– Возможно, и хотелось… Мне это кажется вполневероятным. Но, в некотором смысле наломав дров в собственной жизни, она,вероятно, рассудила, что вам лучше будет воспитываться вне сферы ее влияния.

– Вам точно известно, что она так считает?

– Нет, на самом деле мне ничего не известно.

Эльвира поднялась.

– Спасибо, – сказала она. – Очень любезнобыло с вашей стороны рассказать мне все это.

– Полагаю, что нам следовало раньше поставить вас визвестность обо всем.

– Довольно унизительно находиться в полном неведении,откровенно говоря, – признала Эльвира. – Дядя Дерек, видимо,продолжает считать меня совершенным ребенком.

– Видите ли, он не слишком молод. И он и я, как вамизвестно, люди пожилые. Вы должны простить нам, как людям определенноговозраста, привычку мерить все на свой аршин.

Эльвира постояла, присматриваясь к нему, с минуту, потомзаметила довольно проницательно:

– Но вам-то я не кажусь ребенком, правда? – Идобавила: – Мне думается, что вы гораздо лучше дяди Дерека разбираетесь вдевушках. Он жил только со своей сестрой. – Она протянула ему руку ипроизнесла очень мило: – Большое вам спасибо. Надеюсь, я не оторвала вас ни откакой важной работы.