– А может быть, наоборот, повезло, – задумчиво произнесла Марина.

– Ах, пусть сами разбираются, милая, не будем лезть в их семейные тайны. Для нас главное самим остаться в целости. Хотя, знаешь, я тут подумал… – Рудик нежно посмотрел в глаза жены, – даже если у нас ничего не получится, разве это трагедия? Мы вместе, дети у нас вон какие замечательные, стоит ли переживать из-за каких-то материальных благ? Здоровье у меня ещё ого-го, построю другой отель, лучше этого! – И папа, подхватив любимую жену на руки, закружился в весёлом танце. Марина, уцепившись покрепче за шею мужа, в восторге болтала ногами в воздухе.

– Здрасте, Рудольф Евстигнеевич, – испуганно сказала горничная, выскочившая на шум из соседнего номера.

– Здравствуйте, Ася. Прошу вас! – папа посторонился, не выпуская Марину из рук.

– Спасибо, – пискнула девушка и неловко протиснулась в узком коридоре. Ещё раз оглянувшись, она чуть ли не бегом отправилась дальше и скрылась в каком-то номере.

– Всё, милый, теперь твоя репутация погублена, – прыснула Марина, опустившись ногами на ковровую дорожку.

– Прекрасно! Тогда давай шалить дальше! – Рудик схватил жену за руку и они, как два юных озорника, вприпрыжку помчались по длинному коридору.

– Мам, у меня руки трясутся, – бледная Шурка сидела на каком-то пыльном ящике за кулисами и с ужасом вслушивалась в гул, доносящийся из зала. Она уже несколько раз украдкой выглядывала в щёлочку кулис, и ноги у неё становились ватными, а сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди, покинув свою хозяйку в столь непростой для неё момент.

Марина сидела перед ней на корточках, помогая с непослушными застёжками на туфлях.

– Всё будет хорошо, девочка моя, – шептала она, волнуясь не меньше дочери. – Это только отсюда кажется, что страшно. А сделаешь первый шаг на сцене, и всё пройдёт! Помнишь, как ты пела перед комиссией в музыкальной школе?

– Да, – нервно хихикнула Шурка, – помню! Никто не ожидал, что крохотная первоклашка, одетая в своё самое нарядное белое платьице, вдруг запоёт басом тяжёлый рок. Юлиана Сергеевна, наша училка по сольфеджио, чуть со стула не свалилась, когда я взяла первую ноту.

Из боковой двери высунулась всклокоченная голова ведущего Максима Холодова.

– Вы ещё здесь? – в ужасе воскликнул он и потащил девушку через всю сцену к другим кулисам. Марина быстро собрала разбросанную одежду и отошла в глубину.

Ровно через минуту тяжёлый красный занавес медленно открыл полукруглую сцену, на которой в темноте угадывались неясные очертания инструментов. Быстрой собранной походкой к микрофону вышел Максим Холодов и поклонился зрителям. В ответ раздались громкие аплодисменты.

– Позвольте приветствовать вас, дорогие друзья, в этот праздничный вечер! Вы спросите меня, какой нынче праздник? И сами без труда ответите на этот вопрос. Сегодня каждый своими глазами сможет увидеть то, о чём потом с гордостью будет рассказывать своим детям и внукам. У нас в гостях самая лучшая, самая, не побоюсь этого слова, волшебная певица Сабрина Горячая! Я и сам не могу поверить в то, что буквально через пять минут именно на этом самом месте, где я сейчас стою, именно в этот микрофон, который я держу в руках, прекрасные уста нашей гостьи прольют в наш скромный зал божественную музыку. И те, кто не попал сегодня сюда, навсегда останутся несчастными, потому что упустили единственную возможность занять ваше место! Итак, встречайте – ослепительная, сногсшибательная, непревзойдённая Са-а-а-брина Горя-я-я-чая!

Зал взорвался аплодисментами. Бабушка Соня и Мишка, сидящие в третьем ряду, перестали дышать. У старушки задёргался правый глаз и похолодели руки. Свет в зале постепенно угасал, с обеих сторон зажглись прожекторы, разноцветием освещая музыкантов, незаметно появившихся в середине сцены. Первая барабанная дробь восторгом отозвалась в зрителях. Влившаяся в перестук палочек гитара вывела свои звонкие рулады, и вот уже все инструменты подхватили зажигательную музыку. Аплодисменты вновь пронеслись над залом, когда на сцену выбежала тоненькая рыжеволосая девушка в сверкающем костюме. Она уверенно сжала микрофон в маленьких ладошках, и в наступившей тишине в зал полился чудесный голос.

Восторженный гул прокатился по огромному помещению. Заводная песня, словно волшебные гусли, поднимала людей с кресел, заставляя пускаться в пляс. Проходы стали заполняться танцующими. Стремительные движения самых смелых подхватывали остальные, и вскоре в зале стало совсем жарко от разгорячённых тел и зажжённых свечей, вспыхивающих то тут, то там яркими искорками. Мишке тоже хотелось выбежать в проход, но он почему-то застеснялся и остался сидеть на месте. Зато бабушка Соня, седая старушка со старомодным пучочком на голове, поддалась всеобщему веселью и, вскочив с кресла, стала выплясывать на свой лад замысловатые па и махать из стороны в сторону ажурной шалью.

Марина не могла оторвать взволнованных глаз от Шурки, совершенно бесстрашно стоящей на сцене, как будто она так и родилась с серебристым микрофоном в руках и в этом сверкающем наряде, повторяющем все её уверенные движения. Мама сама не заметила, как начала притопывать ногами в такт музыке.

– Получилось! – Рудик смотрел с балкона на колышущиеся волны раззадоренных зрителей и ликующе переглядывался с Леной.

– Са-бри-на, Са-бри-на! – оглушительно скандировал зал в перерывах между песнями, не желая надолго отпускать свою любимицу. А ей и самой не хотелось их покидать. Выбегая за кулисы, взмокшая, но страшно счастливая Шурка вытиралась полотенцем, которое ей подавала Марина, и лицо её не покидала блаженная улыбка. «Мамочка, я так счастлива!» – возбуждённо повторяла она, в нетерпении ожидая момент, когда можно будет вновь выбежать на сцену.

Перед очередным таким возвращением к ней подошёл Холодов со страшными для неё словами: «Всё, Сабрина, последняя песня!» Тяжёлый вздох, вырвавшийся из груди Шурки, вызвал улыбку у Максима, он понимающе развёл руками и добавил: «Время, никуда не деться…» Она кивнула и не торопясь, чтобы потянуть это предательское время, вышла на сцену. Замерев на несколько секунд перед микрофоном, стараясь запомнить эти драгоценные минуты совершеннейшего счастья, Шурка незаметно дала команду музыкантам, и раздались звуки прощальной мелодии. Девочка набрала в лёгкие побольше воздуха, собираясь взять первую ноту, но не успела.

Будто земля уползла у неё из-под ног – неожиданная темнота обрушилась в зал. Электронные инструменты жалобно звякнули в последний раз, прожекторы потухли, и изумлённая Шурка увидела лишь множество горящих свечек, дрожащих тёплым светом в руках людей. Именно они, эти лучики, заставили её ещё раз глубоко вдохнуть, не дав никакой надежды липкой панике, и запеть так проникновенно, так чисто и пронзительно, что у притихших зрителей мурашки поползли по коже, а самые чувствительные даже расплакались.

– Ах! – выдохнул зал одним голосом.