– Так мы с вами однополчане, – воскликнул изумленный Меншиков. – Но я вас там не застал. Впрочем, меня перевели туда из армии только в тринадцатом. – Он словно запамятовал, что Новицкий уже рассказывал ему о своей службе в гвардии.

– А я уже давно прошел дорогу обратную. Еще в девятом перешел в Александрийский гусарский.

– О! Черные гусары! Помню вас, вы хорошо стояли под Рущуком. Я тоже был на турецкой кампании. И получил пулю в ногу, как раз когда мы перешли в наступление. Рад, сердечно рад увидеть в вас не только спутника, но и товарища.

До большого привала они ехали рядом, вспоминая войны – и турецкую, и французскую, переходы, осады, штурмы, генералов, офицеров, нижних чинов, с которыми им удавалось встретиться, и беззаботно, искренне радовались, когда им удавалось отыскать общих знакомых.

Обеденный привал затянулся. Новицкий с Темиром наслаждались отдыхом, отыскав два небольших тенистых убежища, сидели, привалившись к стволу чинар, и время от времени лениво перекидывались словами. Но винтовка лежала рядом с каждым так, что можно было схватить оружие, даже не глядя; и заряженные пистолеты у обоих заткнуты были за пояс.

Вдруг прибежал посланный от князя мелкий чиновничек Переверзин, исполнительный и суетливый, сейчас он казался ужасно напуганным.

– Его превосходительство просят вас, господин надворный советник, пожаловать к нему незамедлительно!

Поднимаясь, Сергей показал Темиру взглядом на винтовку и лошадей. Тот так же безмолвно показал кивком, что понял.

Саженей двадцать пять пришлось подниматься по склону к поляне, на которой расположился посол, как обычно, со всеми удобствами. Новицкий шел не торопясь, сберегая дыхание и стараясь не утруждать ноги, но все равно легко опередил Переверзина, неровно семенящего короткими шажками.

На первый взгляд могло показаться, что посол устраивает что-то вроде выездного приема для спутников. Персы – проводники каравана и охранники, те, что повыше чином, сидели, скрестив ноги, на расстеленных коврах и держали в руках пиалы. В сосуды, понял Новицкий, налит был вовсе не чай. Несколько блюд с подвядшими уже фруктами стояли перед собравшимися. Сергей поймал кивок князя, опустился рядом с Меншиковым и, стараясь выглядеть беззаботно, выбрал персик, круглый и сочный по виду.

– Видите ли, Сергей Александрович, – посол тоже старался говорить по возможности безмятежно, и только легкая хрипотца в голосе выдавала его волнение. – Персы утверждают, что Аббас-Мирза распорядился проводить нас только до горы Безобдал. За ней ущелье, за ущельем уже русская территория. Туда они не пойдут, боятся. Хотят получить расчет прямо здесь, хотят подарки. Знают, что мы увозим дары, предназначенные для шаха. Говорят, что могут разделить их между собой. Облегчат нас сразу во многих смыслах. Вы все разбойников искали, Новицкий, да здесь же самые воры – та же ваша охрана.

За время посольства князь уже более или менее сносно научился объясняться с персами, да караван-баши, могучий перс, широкий во всех направлениях, поглаживавший постоянно роскошную красную бороду, тоже знал сотню-другую русских слов.

Отирая с подбородка сок в самом деле сочного персика, Новицкий соображал увиденное и услышанное. Замысел эриванского сардаря сделался ему достаточно ясен. Убийцы, нанятые Гуссейн-ханом, будут поджидать их где-то в горном проходе. Потому и проводники с охраной не желают двигаться дальше, опасаясь копий диких кочевников. Проход может быть, прикидывал он, вспоминая ненадежную карту, длиной три – пять верст. А сразу за ним должен стоять большой пограничный пост. Во всяком случае, его собирался туда выдвинуть князь Северсамидзе, командовавший Тифлисским полком. Если добраться до него и попросить помощи, то можно еще, пожалуй, и расстроить наследника иранского шаха.

– Вы хотите вернуться? – спросил он начальника каравана. – Хотите плату и еще сверху подарки.

– Аббас-Мирза, да продлит Аллах его годы, приказал нам повернуть от горы Безобдал, – степенно ответил перс. – Мы хорошо вас вели, мы хотим хорошую плату. Думаю, что мы заслужили подарки тоже. Вам все равно не увезти их без наших верблюдов.

– Мы можем купить ваших животных.

– Это хорошие верблюды, они стоят недешево. И еще – сможешь ли управляться с ними? Кто-нибудь из вас знает, как вставить носовой колышек?

Носовой колышек, как было известно Сергею, предназначался для управления упрямым животным. Обычные поводья здесь не годились: и верблюд постоянно жевал, и нижняя губа его была столь мягка, что кожаный ремень мог ее изорвать. Обычно верблюду вставляют в ноздрю заостренную палочку и управляют «кораблем пустыни» при помощи повода, что привязан к колышку. Это Новицкий уже успел разобрать, так же как выучил слово «Вхуш», которым понукают верблюдов. Но сумел бы он использовать свои знания, оставалось для Сергея пока загадкой. И разрешать ее в нынешней ситуации он не осмелился.

Тем не менее он сказал караван-баши, что тот, несмотря на всю свою мудрость, в данном случае несколько ошибается. Он объяснил князю суть требований персов и предложил как можно дольше и упорнее торговаться. И посоветовал принести к трапезе еще один, последний бурдюк с жидкостью, от которой не могли отказаться даже те, кто следовал заветам Аллаха. А сам выбрал еще один фрукт, на этот раз грушу, надкусил и вдруг сморщился, словно от резей в желудке. Вскочил и, часто-часто кивая послу и его гостям, быстро попятился, почти побежал за кусты. Все знали о его тяжелой болезни, и, кажется, никого не удивил, не насторожил поспешный уход второго секретаря посольства.

Темир ждал его на краю прогалины. Лошади были оседланы, взнузданы, винтовки убраны в меховые чехлы, как и полагалось им висеть за спиной всадника. Они провели животных саженей двести, а когда склон выположился, поднялись в седло и пошли бойкой рысцой. Оба товарища никогда не были в этих местах, но Сергей полагался на карту, пусть грубую, но точную в основных направлениях, на рассказы местных жителей, которых он расспрашивал и в Тебризе, и в Эривани, а также на чутье Темира. Горец от природы был наделен каким-то животным чувством пространства, чем не раз поражал Новицкого. В совершенно незнакомой доселе местности юноша вдруг, подумав и осмотревшись, поворачивал и уверенно вел за собой старшего друга. И Сергей послушно следовал за хвостом его лошади, совершенно уверенный, что из всех возможных троп Темир высмотрел самую верную.

Также Сергей был уверен, что, выбирая путь, Темир пользовался не известными всем ощущениями – зрением, слухом, чутьем, а только одним инстинктом. Сергей понимал, что земной мир построен по одним и тем же законам и принципам: деревья растут от корней, горы поднимаются и выветриваются, вода бежит вниз и точит своими каплями камень любой твердости, любого размера. Так что, в сущности, нет ничего удивительного, что человек, умеющий выживать в Кавказских горах, находит свою дорогу в стране, расположенной в сотнях, даже тысячах верст к югу. Темир, как догадывался Новицкий, не определяет нужное направление какими-то известными европейцу рациональными методами. Он его просто знает, узнаёт, так же, как ручей, прыгает себе между уступами, не беспокоясь – в самом ли деле он выбрал правильный путь. Ветер и вода живут в этом мире, и точно такой же частью его был и юный Темир.