А между тем они проехали уже версты полторы-две и начали подниматься по ущелью, достаточно, впрочем, широкому, чтобы даже кавалерия могла пройти здесь, имея во фронте шесть, а то, пожалуй, и десять сабель. Оба, и Темир, и Новицкий, прислушивались, принюхивались, выглядывали признаки возможной засады, но пока все казалось спокойным и мирным. Только восемь подков стучали по камням, только собственные их лошади всхрапывали время от времени, давно перейдя на шаг. Всадники их не понукали, понимая, что надо беречь силы животных до того момента, когда придется скакать, уходя от преследования, нестись, выбирая между пулей, шашкой, копьем и падением с оступившейся лошади, кубарем, через голову, по острым камням, среди огромнейших валунов.

В том, что стычка неизбежна, не сомневались ни тот, ни другой. Сергей даже решился бы биться об заклад, ставя на спор небольшое свое состояние, в том, что их сейчас уже видят, ведут, держат на мушке винтовки или ружья. Он надеялся лишь на то, что разбойники не захотят себя обнаруживать недалеко от русского лагеря. А может быть, и вовсе решат пропустить двоих всадников, что едут, очевидно, по своим личным делам, не торопясь, осторожничая, но и не помышляя о чем-либо, кроме личной своей безопасности. Зачем нужна такая сомнительная добыча, когда можно выждать и заполучить богатый и большой караван.

Выстрел хлопнул, когда они уже прошли перегиб, высшую точку ущелья, и пустили лошадей снова рысью. Темир спросил Новицкого, сколько, он полагает, осталось до равнины, и тот повернул голову ответить, и в этот момент папаха, тяжелая, косматая шапка слетела у него с головы. А следом и эхо пошло гулять между скал, так что в первую секунду Новицкий не понял, откуда же прилетела пуля. Но пока он вертел головой, Темир успел осадить своего жеребца, развернуть, подхватить, не сходя с седла, шапку и тут же хлопнуть Новицкого по плечу:

– Торопись, Алексаныч, курды!

Пятеро всадников гуськом спускались по извилистой тропе левого склона. Сергей стегнул своего коня и помчался вслед Темиру. Разбойники тоже заторопились, желая успеть спуститься и перекрыть дорогу намеченным жертвам. Но к удаче путников лошадь под передним вдруг оступилась, упала и с жалобным ржанием забилась среди камней. «Ногу сломала!» – догадался Сергей, и он еще раз вытянул нагайкой коня, что и так словно стелился по каменистому дну, вытягивая длинную шею.

Они удачно проскочили точку встречи, опередив погоню саженей на сто пятьдесят, но лошади у разбойников были лучше. Сергей боялся обернуться, чтобы не сбить жеребца с шага, но спиной, позвоночником чувствовал, как приближаются преследователи с каждой минутой скачки. Разбойники не стреляли, надеясь, очевидно, на ноги своих лошадей так же, как на верность взгляда и рук. Да тут еще захромала лошадь Темира. Горец принял решение, не тратя лишней секунды.

– Скачи, Алексаныч! – крикнул он Новицкому. – Я задержу их!

Но и тот уже заворачивал жеребца и катился с седла, одновременно вытягивая винтовку.

– Нет! – крикнул он яростно. – Только вдвоем!

После Бетала, Мухетдина, искалеченного Атарщикова он не желал терять последнего друга. В это мгновение он забыл, совершенно искренне упустил из виду главную цель их поездки. И князь Александр Сергеевич Меншиков, высокомерно-ироничный вельможа, и все посольство с чиновниками, слугами, охранниками, дарами, так и не принятыми Фетх-Али-шахом, все это показалось ему совершенно неважным. И вещи, и животные, и даже люди представились ему микроскопически-ничтожными, словно бы он увидел их в перевернутую зрительную трубу. А существенным в этом мире остался для Сергея высокий сумрачный человек, угрюмый и решительный не по годам, спутник его и товарищ, с которым они вместе месили снег на перевалах, согревали друг друга зимними ночами в горах, уходили от погони, преследовали врага сами, делились последним куском высохшего чурека.

– Либо вместе, либо никто, – прокричал Новицкий, уставляя оружие.

Но и Темир понимал, что сейчас не время тратить слова.

– Твой правый! – крикнул он, уже припав на колено.

Щелкнули два винтовочных выстрела, и двое разбойников, скакавшие первыми, вылетели из седел. Тот, в кого метил Темир, откинулся на круп лошади и так рухнул на гальку, за хвостом своей рыжей кобылы. Огромный пахлаван, доставшийся на долю Новицкого, получил пулю в плечо, кувырнулся вниз, но нога его осталась зажатой в стремени, и напуганный конь потащил его, истошно вопящего, по дну пересохшего русла.

Выстрелив, Сергей отбросил винтовку и выхватил из-за пояса пистолеты. Следующий противник был рядом, целиться времени не было, и Новицкий выпалил почти наугад, из двух стволов сразу. Обе пули угодили в животное, и лошадь сунулась мордой вперед, а всадник, успевший вынуть ноги из стремян, покатился клубком, ударился о валун и остался лежать, оглушенный. Сергей кинулся к разбойнику и, не тратя сил и времени на неуместную жалость, зарубил беспомощного кинжалом.

Остался один против двоих, но он не собирался бежать. Ему, конному, противостояли двое пеших, и еще было неизвестно, кому улыбнется удача. Курд развернулся, отъехал на десяток саженей, перехватил поудобней копье, наметился и с диким визгом пустил коня на Темира, стоявшего первым.

– Пистолеты! – крикнул Новицкий, бледнея.

– Не мешай! – отозвался Темир.

Он стоял, выпрямившись, опираясь на здоровую ногу, в правой руке держал кинжал, в левой бурку. Всадник налетал ураганом, мелкие камешки выскакивали из-под копыт, а копье вибрировало так сильно, что Сергей не успел даже разглядеть наконечник. В самый последний момент взметнулась бурка, закрутилась, взвихрилась, и юноша метнулся вперед, к самому боку налетающей лошади. Разбойник вскрикнул гортанно и рухнул лицом в гриву. Сергей отшатнулся, но успел все-таки рубануть тяжелым лезвием про спине разбойника. Убит был тот или только тяжело ранен, Новицкий не знал и не хотел искушать судьбу.

Темир подошел к лошади, которую ранил Новицкий, перерезал умирающему животному горло и присел рядом на корточки, вглядываясь в широкую ленту крови. Сергей поднял с земли оружие последнего убитого ими разбойника. Тонкое, гибкое древко длиной в полторы сажени завершалось круглым стальным наконечником. Когда Новицкий взял копье в руки, оно завибрировало, словно бы негодуя, что к нему прикоснулись чужие ладони, и наконечник затрясся, мгновенно меняя и место, и направление.

– Очень опасно! – сказал Темир. – Все время дрожит, никогда не знаешь, откуда, куда ударит. Мэрах – так зовут это копье.

– Но у тебя получилось.

– Братья учили, – вздохнул Темир. – Бетал любил такую игру – конный против пешего. То он был верхом, то я. У обоих палки. Знал, что когда-нибудь пригодится. Я думаю, он смотрит сверху на нас и смеется, довольный.

Новицкий тоже вспомнил улыбчивое лицо силача и прикусил нижнюю губу.

Они забрали оружие мертвых, винтовки и пистолеты, замотали в халат, сдернутый с одного из разбойников, и привязали тюк к седлу лошади Темира. Он не хотел оставлять коня и надеялся, что без всадника он выдержит скачку. Себе же выбрал коня последнего убитого им курда – гнедого, высокого, с плоской головой и поразительно узкими боками.