ещё один круг, раздумывая на ходу. – Ты бы поставил на то, что она уже знает о возвращении тени Пэна на остров?

– Я делаю ставки только в том случае, если знаю, что могу выиграть.

Баш кивает.

В последнее время я много думаю о сестре. О её лжи. О нашей правде.

Она знает, почему мы с Башем убили отца?

Сможет ли она когда-нибудь простить нас и позволить нам вернуться домой?

Трудно не связывать себя надеждой на то, что она может передумать. Надежда – это спасательный буёк, и я слишком долго барахтаюсь в воде на одном месте, пока море пытается унести меня.

Я не могу просто отпустить это чувство.

Я не стал бы.

Но из-за Дарлинг всё изменилось.

Во-первых, сестра собиралась перевернуть её разум так же, как когда-то сделала с Мерри. Она знала, что делает, и всё равно продолжала.

И во-вторых…

Если мы оставим Питера Пэна и Дом-на-дереве, то мы оставим и Дарлинг. Пэн ни за что не позволит нам взять её с собой. При мысли об этом у меня сводит плечи и скручивает желудок.

А помимо всего этого… Я уже очень давно не чувствую, что Тилли – моя сестра, и не знаю, как это преодолеть.

Когда я смотрю на неё, я словно вижу перед собой незнакомку. Это мы изменились, а она, получается, нет? Это мы превратились в нечто тёмное, неприемлемое для неё?

Или это расстояние между нами? Если мы снова окажемся дома, это изменится? Если мы будем рядом, значит ли это, что мы снова станем с ней близки и всё будет хорошо?

Я останавливаюсь у начала пути домой. Дорожка уже почти заросла. Немногие путешествуют туда-сюда между землями Пэна и Тилли. С тех пор как он убил Динь и нас изгнали.

– У меня есть идея, – говорю я.

– Хорошая или плохая? – спрашивает брат.

– Возможно, и так, и так.

– О, люблю такое. И что за идея?

– Пойдём навестим нашу сестрицу.

Баш вскидывает брови.

– Я вынужден с тобой не согласиться, брат. Это скорее плохая идея. Но мне всё равно нравится.

* * *

Мы идём во дворец, всё ещё потные, в мокрых футболках. Возможно, раз уж мы решили нарушить правила и снова показаться во дворце фейри, нам следовало бы лучше подготовиться и одеться соответствующим образом.

Но я полагаю, что мы те, кто мы есть, независимо от того, как одеты, и если трава может помнить, то и дворец тем более.

К тому времени, как мы доходим до конца тропинки, солнце уже взошло, и небо окрашивается в яркие оттенки жёлтого, оранжевого и розового. Стая птиц клином летит в небе за дворцом, и, наблюдая их полёт, я с новой силой ощущаю тоску по собственным крыльям.

Прошло слишком много времени с тех пор, как я последний раз поднимался в воздух.

– Думаешь, нас застрелят на месте? – интересуется Баш рядом со мной. Его голос звучит легкомысленно, но я знаю, что он спрашивает серьёзно. Это вполне может произойти.

Тропинка поднимается на вершину травянистого холма, и в поле зрения появляется дворец.

Мы с Башем молча созерцаем открывшуюся нам картину.

Дворец был возведён из белого камня, добытого глубоко под землёй целой армией брауни. Его построили на склоне холма, поэтому половина здания поднимается над землёй, а другая – уходит в глубину. Его многочисленные шпили вздымаются в небо, как заострённые концы витых раковин.

Камень стен блестит в свете раннего утра.

От вида нашего королевского дома у меня печёт глаза.

– Это… – Баш откашливается. – Я не был готов вот так его увидеть, – заканчивает он.

– Я тоже, – признаюсь я.

– Мы ещё можем повернуть назад, – говорит он, по-прежнему глядя на дворец. – И никто не узнает.

– Но мы-то знаем.

– Логично, – он делает шаг вперёд. – Тогда, когда мы войдём туда, давай сделаем это с высоко поднятой головой. В конце концов, мы принцы фейри, изгнаны мы или нет.

* * *

Нас не пытаются застрелить сразу по прибытии.

– Небольшая, но победа, а? – ухмыляется Баш, шевеля бровями.

– Не получить выстрел в задницу. Такой победе, конечно, стоит порадоваться.

Он смеётся, и мы подходим к воротам. Там стоят в карауле двое стражников с боевыми мечами за спиной.

Выглядят они, однако, растолстевшими и скучающими без меры.

Естественно, до тех пор, пока не замечают нас.

– Ваши королевские высочества, – говорит тот, что повыше, и отвешивает нам низкий поклон. – Какая честь.

– Мы бы хотели увидеть сестру, – улыбается Баш. – Не будете ли вы так любезны впустить нас?

Стражники переглядываются.

– Если вам требуется спросить разрешения на выполнение ваших непосредственных обязанностей, – добавляю я, – тогда сделайте это быстрее. Мы не можем ждать целый день.

Они бормочут, мямлят и спотыкаются о собственные ноги.

– Конечно, нет, господин. Позвольте нам открыть вам двери.

Они отпирают ворота, громко лязгает засов. Каждый из них должен взяться за створку и распахнуть её вручную. Если я правильно помню, ворота сделал убитый нами брауни, тот самый, что злоумышлял против Питера Пэна.

Прекрасный ремесленник, судя по всему, но крайне дерьмовый мститель.

От ворот мы следуем по мощёной дорожке к арочным двойным дверям, которые ведут вниз, в приёмную, а оттуда под землю, в тронный зал.

Мы толкаем двери, и древние железные петли издают громкий скрип. Залы полны жизни, совсем как в моих воспоминаниях. Крылатые фейри, рогатые фейри, зеленокожие фейри, что сливаются с виноградными лозами на стенах.

Они все изумлённо таращатся на нас, когда мы входим, и провожают взглядами дальше.

Всё вроде бы то же самое – и всё же изменилось.

Мы впервые оказываемся в этом месте, когда оно под властью нашей сестры. Нас изгнали из двора фейри и выслали из дворца спустя несколько часов после смерти отца. Следующей ночью сестру короновали.

– Кто вошёл в мой дворец и вызвал переполох? – Голос сестры гремит по коридорам. Мы с Башем переглядываемся, слегка впечатлённые.

– Твои красавчики-братья! – отзывается Баш.

Толпа замолкает.

У входа в тронный зал стоят ещё несколько стражников, но они тоже выглядят слабыми и неподготовленными. Заметно, что они слишком отвлеклись на наше прибытие, чтобы быстро обнажить мечи.

Что сестра делала последние несколько лет? Не похоже, что хоть кто-то из её воинов готов к войне.

Мы с Башем не позволили бы им так распуститься. Никогда в жизни.

Тилли спускается с трона и направляется к нам. Её крылья переливаются в свете мерцающих шаров, свисающих с потолка; его своды увиты виноградными лозами. Пока сестра приближается, крылья трепещут, словно она потирает ими