Даже в детстве сестра была склонна к коварству и жестокости. В конце концов, она училась у лучших. Наша мать была воплощением жестокосердия.

– Оставьте нас, – велит она придворным, и они разлетаются, как мухи. Прилегающий коридор и тронный зал пустеют за считаные секунды.

Я вынужден оценить то, что сестра всё же имеет над ними власть. Пусть они мягкотелые, но, по крайней мере, беспрекословно ей подчиняются.

– Идите сюда, – продолжает она тем же тоном, обращаясь к нам, – и закройте двери.

Словно и мы должны следовать её приказаниям.

Но у нас с Башем есть здесь цель, и поэтому, возможно, пока нам лучше играть свои роли.

Мы проходим в тронный зал и с громким стуком захлопываем внутренние двери. Этот звук напоминает мне о детстве, когда мы с Башем прокрадывались в тронный зал и прятались под столами, пока отец занимался делами двора. Иногда он находил нас и прогонял. Но мне кажется, иногда, зная, что мы там, он нарочно позволял нам остаться.

Тилли подходит к бару и наполняет три кубка вином фейри. Однако не подаёт их нам, а оставляет на верхней стойке.

– Вас не должно здесь быть.

Баш кругами обходит тронный зал, держа руки на виду, словно демонстрирует, что не хочет никому причинить вреда.

– Что ты задумала, сестрица?

– Что ты имеешь в виду?

– Твой брауни мёртв, – говорю я и делаю несколько плавных больших шагов в её сторону.

Она напрягается, крепче стискивает в пальцах ножку кубка, костяшки белеют.

– А я-то думала, куда он пропал, – отвечает она, делая вид, что мы только что не нанесли ей удар.

Я поневоле представляю, насколько ей не хватало друзей после нашего изгнания. Брауни, вероятно, был единственным, кому она могла доверять. Фейри следуют за своими вождями до первого повода – один неверный шаг, случайное проявление слабости, и кто-то вызовет нашу сестру на дуэль. Меня поражает, что ей до сих пор не бросили вызов. Она молода и неопытна по сравнению с нашими прошлыми вождями. И никогда не предполагалось, что она будет править. Мы с Башем должны были стать соправителями. Мы родились для престола. Она родилась, чтобы выйти замуж.

– Брауни сказал нам, что ты плетёшь какой-то заговор, – врёт Баш.

Если быть точным, единственное, что сказал нам брауни, – что Тилли желает лучшего для острова, и когда мы рассказали ему о том, что сестрица намеренно затуманивает разум девчонкам Дарлинг, он не стал отрицать это прямо.

Тилли рассматривает нас в ярких отблесках своего бокала с вином.

Сестра росла жестокой, но помимо этого она смехотворно любила соревноваться. Не раз она побеждала нас с Башем в игре «Кости и клинки». Но иногда мы нарочно позволяли ей выиграть, чтобы она не закатила истерику.

Теперь у неё такое выражение лица, будто она вот-вот швырнёт игровую доску через всю комнату.

– Думаете, я не вижу, что вы делаете? – Тилли отпивает ещё глоток из кубка и отставляет его в сторону. Вино скорее предназначалось для нас, чем для неё. У нас всегда была при дворе репутация тусовщиков. Может быть, она надеялась, что мы напьёмся её вина и утратим контроль над собой.

– И что же мы делаем? – невинно спрашивает Баш, направляясь к трону и останавливаясь рядом. Отец пообещал нам, что сделает второй, чтобы мы с Башем могли править бок о бок. Но по мере того, как шли годы, а второй трон так и не появлялся, мы с братом начали задаваться вопросом, нет ли у отца других планов.

Оказалось, это и вправду было так, хотя трудно сказать, насколько серьёзно он ко всему этому относился, пока не умерла наша мать. Динь изменила всё.

– Вы словно пытаетесь заставить меня в чём-то признаться, хотя я не знаю в чём. Что бы ни сказал вам брауни, это неправда, – заявляет Тилли. – Но, если вас интересует что-то конкретное, просто спросите об этом.

Она делает несколько шагов влево, чтобы нас обоих отделяло от неё одинаковое расстояние.

– Мы хотим вернуть себе крылья, – говорю я. – Но ты и так это знаешь.

– Я не могу этого сделать. Вас же изгнали.

– Но наказание можно отменить. – Кас в три шага поднимается на помост, кладёт руку на спинку трона и улыбается.

Я не то чтобы расстроен тем, что второй трон так и не появился, учитывая, что и тот, который есть, уродлив сверх меры. Это огромная, громоздкая конструкция, отлитая из бронзы. На спинке изображён солнечный круг, от которого во все стороны расходятся блестящие бронзовые лучи. Если бы его создатель на этом остановился, я бы, возможно, и оценил простоту композиции. Но он, видимо, посмотрел на солнце и решил: «Больше. Нужно ещё больше».

Вокруг солнечного диска вьются бронзовые виноградные лозы, белки, пчёлы, змеи, лягушки и жуки. Ножки трона сделаны в форме медвежьих лап, а изогнутые литые подлокотники похожи на когти хищной птицы.

Всё это избыточно. Как и везде при дворе фейри. Здесь всего в избытке, чересчур.

– Я не могу просто отменить ваше наказание, – возражает Тилли. – Без весомой причины.

А-а-а, вот и оно.

Приманка.

Мы с Башем переглядываемся. Мы не можем использовать здесь язык фейри для секретного разговора. В конце концов, Тилли тоже им владеет.

Но нам с близнецом не всегда нужны слова, чтобы понимать друг друга.

– Нам нечего предложить тебе, – я качаю головой, хотя на самом деле у нас есть две очень значимые вещи: беглые тени.

Сестра до смерти хочет присвоить хотя бы одну из них. Я уверен в этом.

Она поворачивается к Башу, длинная коса скользит по шёлку синей королевской мантии.

– Вы пришли сюда не просто так, – говорит она. – Но если вы не собираетесь договариваться о своём возвращении в обмен на что-то, полезное для меня, то, боюсь, вы тратите время впустую.

– Брауни сказал, что ты хочешь смерти Питера Пэна, – замечает Баш.

Она застывает на месте.

Это также враньё – брауни ничего подобного нам не говорил, – но мы знаем, что так и есть.

– Он убил нашу мать, – напоминает Тилли, словно защищаясь. – Он потерял свою тень. Питеру Пэну уже давно пора было уйти.

– И под «уйти» ты подразумеваешь… – Я замолкаю на полуслове.

– В могилу, – заканчивает Баш.

Тилли каким-то образом умудряется выглядеть так, словно стыдится этого предположения.

– А если бы мы помогли тебе достичь этой цели… – продолжаю я.

– Тогда ты, сестрёнка, могла бы… – развивает мысль Баш.

– Вернуть вам крылья, – тихо договаривает она.

Я желаю этого больше всего на свете.

Ну… возможно, также своё