— Да, понимаю, вы правы. Вам утешительно будет слышатьв доме молодые голоса.

— Ну нет, жить они здесь не будут, — возразилаона. — Пускай поселятся в доме старшего овчара у реки, подальше от меня. Явовсе не в восторге от детей и от детского крика.

— А вам не совестно так обращаться с единственнымбратом, Мэри, хоть он и много моложе вас?

— Он унаследует все мое состояние — пускай спервапотрудится, — отрезала Мэри Карсон.

За неделю до того, как Мэгги исполнилось девять, Фиона Клириродила еще одного сына, но перед этим, как она считала, ей везло: несколько летдетей не прибавлялось, только и случились два выкидыша. В девять лет Мэггистала уже настоящей помощницей. А Фионе минуло сорок — возраст немалый, носитьи рожать уже не под силу. И мальчик, Хэролд, родился слабеньким; впервые напамяти семьи в дом зачастил доктор.

И, как водится, пошла беда за бедой. После войны в сельскомхозяйстве вместо расцвета настал упадок. Все трудней становилось найти работу.

Однажды вечером, когда кончили ужинать, старик ЭнгусМак-Уэртер доставил в дом Клири телеграмму, и Пэдди вскрыл ее дрожащими руками:телеграммы добрых вестей не приносят. Мальчики стеснились вокруг, только Фрэнквзял чашку чая и вышел из-за стола. Фиа проводила его глазами и обернулась,услышав, как охнул Пэдди.

— Что случилось? — спросила она. Пэдди смотрел налисток бумаги такими глазами, словно тот возвещал чью-то смерть.

— Это от Арчибальда, мы ему не нужны. Боб яростногрохнул кулаком по столу: он давно мечтал пойти с отцом работать помощникомстригаля и начать должен был на ферме Арчибальда.

— Почему он так подло нас подвел, папа? Нам же завтранадо было приступать!

— Он не пишет почему, Боб. Наверно, какой-нибудь гаднанялся за меньшую плату и перебежал мне дорогу.

— Ох, Пэдди, — вздохнула Фиа.

В колыбели у очага заплакал маленький Хэл, но Фиа еще ишевельнуться не успела, а Мэгги уже очутилась около него; вернулся Фрэнк, стална пороге с чашкой в руке и не сводил глаз с отца.

— Что ж, видно, придется мне съездить потолковать сАрчибальдом, — сказал наконец Пэдди. — Теперь уже поздно искатьдругое место, но пускай объяснит толком, почему он меня подвел. Будем надеяться,что пока нас хоть на дойку где-нибудь возьмут, а в июле начнется стрижка уУиллоуби.

Из груды белья, что лежало для тепла рядом с печкой, Мэггивытащила пеленку, аккуратно разостлала на рабочем столе, вынула из плетенойколыбели плачущего младенца. На голове у него золотился яркий, под стать всемКлири, редкий пушок; Мэгги проворно и ловко, не хуже матери, перепеленалабратишку.

— Мамочка Мэгги, — поддразнил Фрэнк, — Ничегоподобного! — сердито отозвалась она. — Просто я помогаю маме.

— Я знаю, — мягко сказал Фрэнк. — Ты у насумница, малышка Мэгги.

Он подергал бант из белой тафты у нее на затылке и свернулего на сторону.

Мэгги вскинула серые глазищи, посмотрела на Фрэнка собожанием. Над мотающейся головкой младенца лицо ее казалось почти взрослым. УФрэнка защемило сердце — ну почему на нее это свалилось, она сама еще ребенок,ей бы нянчиться только с куклой, но та теперь забыта, сослана в спальню. Еслибы не Мэгги и не мать, Фрэнк бы давным-давно ушел из дому. Он угрюмо посмотрелна отца — вот кто виноват, что в семье появилось еще одно живое существо и всеперевернуто вверх дном. Теперь отца не взяли на ферму, где он всегда стриговец, и поделом.

Почему-то ни другие мальчики, ни даже Мэгги не вызывали унего таких мыслей, как Хэл; но на этот раз, когда талия матери началаокругляться, Фрэнк был уже достаточно взрослый, мог бы уже и сам жениться истать отцом семейства. Все, кроме малышки Мэгги, чувствовали себя неловко, амать — особенно. Мальчики исподтишка ее оглядывали, и она пугливо съеживалась,и пристыженно отводила глаза, и не могла выдержать взгляд Фрэнка. Ни однаженщина не должна бы переживать такое, в тысячный раз говорил себе Фрэнк,вспоминая, какие душераздирающие стоны и вопли доносились из спальни матери вночь, когда родился Хэл; Фрэнка, уже взрослого, не отправили тогда к соседям,как остальных. А теперь отец потерял работу, получил от ворот поворот, так емуи надо. Порядочный человек уже оставил бы жену в покое.

Мать смотрела через весь длинный стол на Пэдди, при светенедавно проведенного электричества ее волосы были точно золотая пряжа,правильный профиль такой красоты — не сказать словами. Как же это случилось,что она, такая прелестная, такая утонченная, вышла за бродягу,стригаля-сезонника родом с болот Голуэя? И пропадает она тут понапрасну, как иее сервиз тонкого фарфора, и красивые полотняные скатерти, и персидские ковры вгостиной, никто ничего этого не видит, потому что жены таких, как Пэдди, еечуждаются. При ней им неловко, они вдруг замечают, что слишком крикливы, неотесаныи не знают, как обращаться со столовым прибором, если в нем больше одной вилки.

Иногда в воскресенье мать одиноко садилась в гостиной замаленький клавесин у окна и играла, хотя за недосугом, без практики, пальцы еедавно утратили беглость и она справлялась теперь лишь с самыми простымипьесками. В такие часы Фрэнк прятался под окном, среди сирени и лилий, закрывалглаза и слушал. И тогда ему виделось: мать в длинном пышном платье из нежнейшихбледно-розовых кружев сидит за клавесином в огромной комнате цвета слоновойкости, озаренная сияньем свеч в великолепных канделябрах. От этого видения емухотелось плакать, но теперь он уже никогда не плачет — с того памятного вечерав сарае, с тех пор, как полиция вернула его домой.

Мэгги опять уложила Хэла в колыбель и отошла к матери. Вот иэта пропадает понапрасну. Тот же гордый тонкий профиль; и в руках, и в совсемеще детской фигурке тоже что-то от матери. Когда вырастет, она будет вылитаямать. А кто тут на ней женится? Тоже какой-нибудь ирландец-стригаль или тупоймужлан с молочной фермы под Уэхайном? Она достойна лучшей участи, но рождена недля лучшего. Выхода никакого нет, так все говорят, и с каждым годом всенепоправимей убеждаешься, что это правда.

Внезапно ощутив на себе его взгляд, и Фиа, и Мэгги обернулись,одарили его несказанно нежной улыбкой — так улыбаются женщины только самымдорогим и любимым. Фрэнк поставил чашку на стол и вышел за дверь кормить собак.Если бы он мог заплакать или убить кого-нибудь! Что угодно, лишь бы избавитьсяот этой боли!

Через три дня после того, как Пэдди потерял работу уАрчибальда, пришло письмо от Мэри Карсон. Он прочел его тут же на почте вУэхайне, как только получил, и вернулся домой вприпрыжку, точно маленький.

— Мы едем в Австралию! — заорал он и помахал передошарашенным семейством дорогой веленевой бумагой.

Тишина, все глаза прикованы к Пэдди. Во взгляде Фионы испуг,и во взгляде Мэгги тоже, но глаза мальчиков радостно вспыхнули, а у Фрэнкагорят как уголья.