— Хорошо еще, что переезд не длинный, — сказал они велел сестре милосердия принести молока для младенца.

Между приступами морской болезни Фрэнк и Мэгги ухитрялисьпоить Хэла из бутылочки (хотя он упрямился и не брал соску). Фиону больше невыворачивало, она лежала, как мертвая, и они не могли привести ее в чувство.Стюард помог Фрэнку уложить ее на верхнюю койку, где дышалось немного легче, и,прижимая ко рту полотенце, потому что его и самого понемножку рвало желчью,Фрэнк примостился рядом на краю койки и отводил со лба матери спутанныезолотистые волосы. Как ни худо ему было, он часами оставался на посту; и всякийраз Пэдди заставал в каюте ту же картину: Фрэнк сидит около матери и гладит еепо волосам, а Мэгги, с полотенцем у рта, скорчилась на нижней койке возле Хэла.

Через три часа после стоянки в Сиднее море утихло, и старыйпароход обволокло туманом, который подкрался по зеркальной глади с далекойАнтарктики. Опять и опять выла сирена — и Мэгги, немного пришедшей в себя,чудилось, что теперь, когда жестокие удары в борта прекратились, стараяпосудина вопит от боли. «Уэхайн» еле-еле, крадучись, двигался в липкой сероймгле, точно преследуемый зверь, и опять откуда-то сверху доносился хриплый, наодной ноте, вопль — одинокий, безнадежный, бесконечно унылый. А потом всевокруг заполнилось такими же горестными воплями, и по курящейся призрачнымисвитками тумана воде они скользнули в гавань. На всю жизнь запомнила Мэгги этиголоса гудков в тумане, которыми встретила ее Австралия.

Пэдди снес жену с парохода на руках, за ним шли Фрэнк смалышом, Мэгги с чемоданом, и каждый мальчик, устало спотыкаясь, тащилкакую-нибудь поклажу. В Пирмонт — название, которое ничего им неговорило, — они прибыли туманным зимним утром, кончался август 1921 года.За огромным железным навесом пристани ждала нескончаемая вереница такси; Мэггиизумленно раскрыла глаза, никогда еще она не видела такого множестваавтомобилей сразу. Пэдди кое-как втиснул все семейство в одну машину, шофер которойвызвался отвезти их в Народный дворец.

— Место для тебя в самый раз, приятель, — пояснилон. — Вроде гостиницы для рабочего человека, а хозяйки там из Армииспасения.

Улицы кишели автомобилями, мчащимися, кажется, сразу во всестороны; лошадей почти не было видно. Из окон такси ребята Клири восторженноглядели на высоченные кирпичные дома, на узкие извилистые улицы, их поражало,как быстро собирались и вновь рассеивались толпы, будто исполняя некий странныйгородской обряд. Веллингтон внушил им почтение, но перед Сиднеем и Веллингтонказался просто захолустным городишкой.

Пока Фиона отдыхала в одной из бесчисленных ячеек огромногоулья — дома Армии спасения, любовно именуемого Народным дворцом, Пэдди собралсяна Центральный вокзал узнать, когда будет поезд до Джиленбоуна. Мальчики ужесовсем пришли в себя и запросились с ним: они прослышали, что это не оченьдалеко и по дороге полно магазинов, в том числе лавка, где торгуют засахареннымморским луком. Пэдди уступил, завидуя их мальчишеской прыти, сам он после трехдней морской болезни еще не очень уверенно держался на ногах. Фрэнк и Мэггиостались возле Фионы и малыша, им тоже очень хотелось пойти, но куда важней имбыло, чтобы полегчало матери. Впрочем, на твердой земле силы быстро к нейвозвращались, она выпила чашку бульона, принесенного ангелом-хранителем вчепце, и даже пощипала ломтик поджаренного хлеба. И тут вернулся Пэдди.

— Если мы не поедем сегодня, Фиа, следующего прямогопоезда ждать целую неделю, — сказал он. — Как скажешь, под силу тебедвинуться нынче же вечером?

Фиа, вздрагивая, села.

— Ничего, как-нибудь справлюсь.

— По-моему, надо подождать, — смело вмешалсяФрэнк. — Мама еще, по-моему, очень слаба для дороги.

— Ты, видно, не понимаешь, Фрэнк, если мы упустимнынешний поезд, придется целую неделю жить тут, в Сиднее, нет у меня на этоденег. Австралия — страна большая, туда, куда нам надо, поезда не каждый деньходят. Завтра есть три поезда на Даббо, но там надо будет ждать местного, и мнесказали, мы так больше намучаемся, лучше уж поднатужиться и поехать нынчепрямым.

— Я справлюсь, Пэдди, — повторила Фиа. — Примне Фрэнк и Мэгги, ничего со мной не случится. Взглядом она умоляла Фрэнкамолчать.

— Тогда я сейчас отправлю телеграмму, чтоб Мэри ждаланас завтра вечером.

Центральный вокзал был громаден, в такое здание им попадатьеще не случалось — исполинский стеклянный цилиндр словно бы и отзывался эхом, ив то же время поглощал шум и голоса тысяч людей, что ждали подле своихпотрепанных, перехваченных ремнями или веревками чемоданов, не сводя глаз сбольшой доски-указателя, на которой служащие при помощи длинных шестов менялисведения о поездах. В густеющих сумерках семейство Клири слилось с толпой, всеглаза прикованы были к железной решетке — раздвижным воротам, ведущим наплатформу номер пять, сейчас ворота были закрыты, но на них висела доска снадписью, выведенной от руки: «Джиленбоунский почтовый». На платформах номеродин и номер два поднялась суматоха, возвещая о близком отправлении вечернихскорых на Брисбен и Мельбурн, и пассажиры хлынули наружу. Скоро настал и чередКлири — створки ворот перед пятой платформой сложились гармошкой, и народзаторопился на перрон.

Пэдди отыскал свободное купе второго класса, усадил старшихмальчиков к окнам, а Фиону, Мэгги и малыша — у двери, дверь отодвигалась всторону, и за нею был длинный коридор, соединявший все купе. В окно заглядывалис платформы, надеясь найти незанятое место, и сразу шарахались при виде такогомножества детворы. Иногда и у большой семьи есть свои преимущества.

Ночь была холодная, пришлось отвязать от чемодановприкрученные к ним сбоку дорожные пледы; вагон не отапливался, но отрасставленных на полу железных ящиков с горячими угольями шло тепло, аотопления в поезде никто и не ждал — ни в Австралии, ни в Новой Зеландии его никогдане бывало.

— Пап, а нам далеко ехать? — спросила Мэгги, когдапоезд тронулся, постукивая и покачиваясь на бесчисленных стыках рельс.

— Гораздо дальше, чем видно было по нашему атласу,Мэгги. Шестьсот десять миль. Будем на месте завтра поздно вечером.

Мальчики ахнули, но тут же обо всем забыли, завороженные:снаружи расцвела огнями сказочная страна; они прильнули к окнам, летела миля замилей, а перед глазами все мелькали дома. Потом поезд еще ускорил бег, огнипоредели и наконец исчезли, только мчались мимо уносимые воющим ветром искры.Потом Пэдди вышел с мальчиками в коридор, чтобы Фиа могла накормить малыша, иМэгги с грустью поглядела им вслед. Видно, прошло то время, когда можно было неразлучаться с братьями, после рождения Хэла вся ее жизнь перевернулась, и онаприкована к дому совсем как мама. А впрочем, она не в обиде, подумала Мэгги —преданная старшая сестра. Малыш такой славный, он — самая большая ее радость, иеще так приятно, что мама теперь обращается с нею как со взрослой. Совершеннонеизвестно, отчего рождаются дети, но маленький Хэл — прелесть. Она подала егоматери; вскоре поезд остановился и стоял целую вечность, пыхтя от усталости.Мэгги ужасно хотелось открыть окно и выглянуть, но в купе, несмотря на ящики сугольями, становилось все холоднее.