– Ну говори, – махнула я рукой.

Эмма тщательно завязала косынку.

– Например. Я лежу на обочине, вижу, как Антонбросает в полыхающую машину труп Эммы. Искры летят фонтаном, невероятно яркиеогненные искры. Я не могу пошевелиться, боли не чувствую, словно мне далинаркоз. Звуков не слышу, но зрение четкое, предметы будто увеличены и слегкавыпуклы. Ты никогда не надевала чужие очки от дальнозоркости? Если надевала, топоймешь, как изменилось мое зрение.

Эмма ненадолго умолкла. Потом набрала полнуюгрудь воздуха, широко раскрыла глаза и, неожиданно начав раскачиваться изстороны в сторону, монотонно завела:

– Лежу. Смотрю. Холодно спине. Жарко животу.Пахнет горелой резиной. Антон берет тряпку. Она пылает. Огонь очень яркий!Подходит ближе. «Дорогая, нам же так надо». О-о-о-о!

Эмма схватилась за щеки руками и уткнуласьлицом в колени. По моей спине пошел озноб, я стала трястись. Поспелова внезапновыпрямилась и твердо закончила:

– Антон бросил мне на лицо горящую тряпку.Очевидно, во время аварии тело мое обгорело, а лицо осталось нетронутым. Всеточно, я София. Антон не мог выдать оставшуюся в живых за свою жену и поэтомуизуродовал меня. Анна Львовна была права. Деньги! Он любит только их!

– Ужасная история! – воскликнула я. – Но,вероятно, ты ошибаешься.

Эмма сняла очки.

– Посмотри внимательно! Восстановить мойпрежний облик невозможно. И мне еще повезло.

– Ты так считаешь? – пролепетала я.

– Повезло в том, что у нас с Эммой был одинцвет радужки, – внезапно с отчаянием засмеялась она. – Поэтому я живу зрячей. Авот если бы у подруги были карие глаза…

– Пожалуйста, замолчи! – взмолилась я.

Эмма встала с ковра и села на диван.

– Я Софья! – торжественно объявила она. – Эй,почему ты молчишь? Надеюсь, не считаешь меня сумасшедшей?

– Иногда человеку снится сон, такой четкий,цветной, натуральный…

– Это не глюк! – возмутилась Эмма. – Теперь япомню все!

– Про аварию?

– Да, – кивнула она. – И не только. Однимсловом, я Софья Калистидас и хочу вернуть свое имя.

– Надо спокойно обдумать ситуацию, –промямлила я. – Допустим, все так, как ты утверждаешь. Но для начала вспомни,что твой отец до сих пор сидит в тюрьме. Едва ты заявишь о вашем родстве, кактоже станешь объектом преследования греческих властей. И подумай о папе. Ты женаверняка захочешь увидеться с ним. Да он же сразу заработает сердечныйприступ! И Антон так просто не выпустит из рук деньги Эммы. Кто сейчас в вашейсемье распоряжается финансовыми потоками?

– Муж. У него есть доверенность на всебанковские операции, – ответила Эмма. – Но он отлично зарабатывает. Я емубольше не нужна, даже мешаю.

– Если станешь уверять окружающих, что тыСофья, будет только хуже, – пообещала я, – можешь вместо шикарного дома воФлоридосе очутиться в греческой тюрьме. Сильно сомневаюсь, что там лучше, чем вшезлонге на берегу моря.

– Пусть! – топнула ногой Эмма. – Хочу правды!

– Поспелов примчится из Москвы и объявит тебясумасшедшей, – предостерегла я. – Запрет тебя в клинике, посадит на лекарства.

– А я буду всем твердить: Антон убийца! –закричала Эмма. – Он… он…

– Можешь сколько угодно говорить психиатрамправду, – пожала я плечами, – они давно привыкли общаться с Наполеонами,Гитлерами, английскими королевами и говорящими банными вениками.

– И что же мне делать? – растерялась Эмма.

– Во-первых, не орать. Сама говорила, что вособняке есть соглядатай, приставленный Поспеловым.

– Прислуга живет в садовом домике, – пояснилаЭмма. – Поздним вечером можно разговаривать свободно.

– Ладно, – успокоилась я. – У нас есть двапути. Первый: попытаемся найти человека, который сумеет опознать в тебе либоСофью, либо Эмму. Второй: заставляем Антона признаться в содеянном. Вот если онпокается и расскажет правду, тогда все станет на место.

– Действительно, – дернула плечом хозяйкавиллы.

– И еще одно. До окончательного выясненияобстоятельств ты – Эмма. Я называю тебя так и считаю законной женой Поспелова.

– Ты поможешь мне? – зашептала она. – Ну скажи«да»! Я ведь совсем одна – ни подруг, ни родственников. В Москве менядавным-давно забыли, я туда не езжу, а в Греции друзей не завела. Да и с кемтут дружить? Здесь лишь Ниночки, эти идиотки в золоте. Мало-мальский интерес япочувствовала к Жаклин, но той друзья не нужны. Умоляю, Вилка!

– Хорошо, – не подумав, ляпнула я. – Но будемдействовать осторожно. Кстати, мне очень не нравится Жаклин.

– Ты ее не видела! – возмутилась Эмма.

– Верно, – согласилась я, – есть у меня такойгрешок – я могу составить мнение о человеке, не зная его лично. Извини, я оченьустала, день был ужасно длинный.

– Намек понят, – улыбнулась Эмма, – иди домой.До завтра. Сомневаюсь, правда, что я усну, буду думать…

– Неплохое занятие, – улыбнулась я, – фитнесдля мозга. После завтрака приду к тебе.

– Лучше встретиться на пляже – в особнякебудет горничная.

– Точно! Проведем совещание на море, –засмеялась я. – Все будет хорошо. Знаешь, один раз я попала в жуткую ситуацию…И ничего, оклемалась. Жизнь замечательная штука. То, что вечером кажетсянепреодолимой преградой, утром раскалывается, словно зрелый орех.

– Оптимизм разбушевался, – засмеялась Эмма. –На, держи ключи от машины.

– Зачем? – удивилась я.

– Наверняка понадобится куда-нибудь ездить, –вздохнула Эмма. – А мне без водителя нельзя, поэтому по делам придется мотатьсятебе.

– Домработница донесет Антону, что ты отдалаавтомобиль неизвестно кому, тот испугается и примчится.

– Прислуга в курсе, что я твоя фанатка иготова ради тебя на все, – потерла руки Поспелова, – У меня тут две тачки,«мерс» и джип Антона. «Мерседес» твой, катайся куда хочешь. Даже лучше будет,если и правда начнешь путешествовать: смотайся в Сантири, в Афины. Ты же наотдыхе! Пусть соглядатаи видят – Арина Виолова развлекается. Где лучше всегоспрятать соломинку?

– В стоге сена, – кивнула я.