Теперь время разделилось на «до» и «потом». «До» началосьпочти сразу, когда чьи‑то неловкие руки начали шарить у меня под курткой.Конечно, я орала и отбивалась. Особенно когда распрощалась с ремнем и поняла,что с меня пытаются стянуть брюки. Как хорошо, что они такие узкие. Я и сама ихс трудом надеваю.

Потом брюки предали меня. Поддались и оказались свернутымжгутом под коленками. Кто‑то сообразил, что насиловать стреноженную теткунеудобно. Но пока один тянул с меня штаны, второй просто перевернул моеизвивающееся тело лицом вниз. И придавил собой сверху.

– Вот и попалась!

Я сделала попытку свалиться со скамейки вместе с тем, кто намне радовался. Он немного отвлекся, освобождаясь от собственных портков.

В разгар борьбы я услышала какой‑то мерзкий звук. Отрвущейся ткани. Два удара по лицу заставили забыть о вывернутой руке. А потомтот, кто придавил меня своим телом к скамейке, вдруг исчез. Словно его ветромсдуло.

Ноги слушались не очень, но я нашла в себе силы сначалаупасть на землю, а потом вскочить. Чуть не споткнувшись о его тряпочное тело.Левой рукой вернула трусы на место, а правой схватила сумку и, размахнувшись,опустила на перекошенное лицо. Камень крушил и насильника, и мои бесценныесокровища. Которым предназначалось покоиться вместе со мной в пруду.

А потом двое побежали, прихватив с собой третьего. Тотоставался в невменяемом состоянии и все время мычал как бык.

– Ты как? В порядке? – Кирилл даже не слишкомзапыхался.

– Диски все разбились, – пожаловалась я,заглядывая в нутро рюкзака.

Вытащенный камень смотрелся как символ полного стопудовогоидиотизма. Я бережно положила его на землю. А потом высыпала останки дисков вближайшую урну.

– Ну ты даешь. А я‑то думаю, почему такая тощая.До такого еще додуматься надо. А я‑то ношусь по парку как заведенныйтаракан, чтоб в форме быть.

Шутить пытается. Но по его виду я поняла, что ему не дошуток. Наверное, я не очень хорошо выглядела в рваной куртке и приспущенныхбрюках. Пришлось срочно привести себя в порядок. Насколько это возможно.

– Пошли. А то они могут вернуться.

Он был в спортивном костюме и кроссовках. Он был деловитый испокойный. Словно для него обычное дело отбивать от гопоты неоттраханную эмо.Хотя при чем тут эмо?

Пошарив руками по животу, я пришла в ужас – молния на брюкахлопнула насовсем.

– Я тут почти каждый вечер бегаю, – пояснил Кириллкак ни в чем не бывало.

И помог мне застегнуть ремень. Я бы сама не сумела. Пальцыне слушались.

– Это была моя любимая скамейка, – пояснила я,понимая идиотизм своего высказывания.

– Ну, пошли, что ли, жертва сексуальныхдомогательств, – Кирилл крепко взял меня за руку и повел к себе домой.

Я все время оглядывалась. Мне казалось, что надо забрать ссобой камень.

Парк кончился. Кирилл, не выпуская моей руки, увлек нас вдебри подворотен и гулких дворов. По пути мы никого не повстречали.

Я несколько раз открывала рот, чтоб сморозить что‑нибудьневероятно остроумное. И снова захлопывала его. Не хотелось потом стыдитьсясвоих идиотских реплик. Кирилл сосредоточенно молчал. И мне показалось глупымнарушать тишину. Шаги звучали как ритм песни Цоя «Звезда по имени Солнце». Абыть может, мне так показалось?

Тетка Кирилла оказалась крупной, как океанский лайнер, иневероятно спокойной. Открыла. Посмотрела на нас без всякого удивления.Уверенным жестом пригласила внутрь. Заперла двери на сто затворов. Обернулась.Сложила когтастые холеные руки на высокой полной груди. Наклонила голову, какворона, разгадывающая что‑то незнакомое на предмет съедобности:

– Здравствуйте. Очень приятно познакомиться. Какое увас редкое имя. Польское? Дайте вашу курточку. Сумку можно положить вот сюда. Атапочки возьмите любые, какие понравятся. Ну что вы, не волнуйтесь. Мне непривыкать к ночным дежурствам.

Она не испугалась. Просто провела меня в ванную и оставилаодну. Чтоб я спокойно помылась, а заодно посмотрела на отвратительный фингалпод правым глазом. Нет чтоб под левым. Тогда челкой могла бы занавеситься.

– Вот. Лед. Приложи. Может, поможет, – Кириллскептически уставился на синяк.

– Синяк синяка видит издалека, – шутка получиласьтак себе. – А где дядя?

– Дядя, как водится, на дежурстве. Тетка спрашивает,надо ли искать этих уродов. Как думаешь?

– Что?

– Ты заявление в милицию подавать думаешь?

– А стоит? Они же ничего не успели сделать.

– Но собирались?

– Так не успели же.

Кирилл устал смотреть на меня, перевел глаза на зеркало.Теперь ему прекрасно видно собственное украшение под глазом.

– Теперь в школе все подумают, что мы подрались. Илимчались навстречу друг другу и вмазались глазами.

– Тебе так важно их мнение?

– Нет. Но разговоров не избежать.

По его лицу видно, что ему глубоко фиолетово, кто что будетпро нас говорить. Я завидую. Мне еще дома объясняться. А уж Ирка таких сплетенраспустит – кошмар.

– На, – я великодушно отдаю ему мешок с подтаявшимльдом.

– А ты ничего. Только зачем гулять ночью в такомнеподходящем месте? Может, тебя из дому выгнали?

– Да нет. Все не так плохо. А если честно, гораздохуже. Хуже некуда.

И как‑то я вдруг рассказала. Не все, конечно. Похода кгинекологу оказалось вполне достаточно. Даже в сокращенном варианте. Я думала,он ничего не поймет. Но он понял. Или сделал вид, что понял. Улыбнулсяободрительно и повел меня пить чай. Хотя показываться его тете в таком ужасномвиде мне казалось не лучшим вариантом. А потом примчался дядя, схватил меня заподбородок, приподнял лицо, поохал.

– Может, и правильно, что заявлять не будешь. Но уроквам, дорогие мои, на всю жизнь. Кирилл, а ты куда смотрел? Разве можно свиданияв таком месте и в такое время назначать?

Кирилл хмуро отрапортовал, что такое больше не повторится.Будто я и вправду его девушка. Подмигнул мне здоровым глазом, мол, все пучком,не дрейфь, прорвемся.

– Я сам вас домой отвезу, – постановил дядя.