– Здравствуйте, – кивнула я, разглядывая ее. Вотуж кто меньше всего походил на мачеху из детских сказок. Симпатичная молодаяженщина с добрым лицом и лучистыми ярко-синими глазами. Смотреть на нее безулыбки было невозможно. Свободный брючный костюм не скрывал, что женщина вскорестанет матерью.

Пока я придумывала, что сказать, Катя заявила:

– Это из милиции.

– Из милиции? – удивилась женщина. На ее лицепоявилось беспокойство. Я протянула удостоверение и пояснила:

– Юля Якименко ушла из дома. Родители беспокоятся, незнают, где она. На звонки она не отвечает. Разумеется, они не заинтересованы втом, чтобы это событие стало достоянием гласности.

– Да, понятно. Катя, если ты знаешь, где Юля, надообязательно рассказать...

– Я не знаю, – истерически закричала девочка и срыданиями уткнулась в подушку.

– Катя, успокойся, пожалуйста, – бросилась к нейженщина, но та отстранилась и принялась выкрикивать что-то бессвязное.

– Лучше ее оставить на несколько минут, – заметилая. Женщина неуверенно кивнула и первой вышла из комнаты.

– Я ее мачеха, – сказала она, когда мы прошли вгостиную. – Ирина Михайловна, можно просто Ирина. Зря мы ее оставилиодну...

– Так она быстрее успокоится. Истерики – дело обычное?

– К сожалению, да. Она очень переживала смерть мамы. Именя восприняла в штыки. Мы познакомились с Сергеем пять лет назад, он уже годбыл вдовцом.

Но из-за Кати первое время мы жили врозь. Потом я все-такинастояла... Теперь сама не знаю, может, не стоило...

– Отношения с Катей не сложились?

– Нет. Хотя я Очень старалась. А когда стало ясно, чтоу меня будет ребенок, она точно с цепи сорвалась.

– Ревность, – пожала я плечами. – Катя оченьлюбит отца?

– Наверное. Хотя последнее время, мне кажется, никогоона не любит. Просто маленькая злая эгоистка.

Если так пойдет дальше, она доведет отца до инфаркта.

Извините. Что с Юлей?

– Ушла из дома. С Катей они подруги, поэтому вполнеестественно...

– Да-да, я понимаю. Она вам что-нибудь рассказала?

– Так, кое-что, но я ей не верю. В субботу, по еесловам, они были на дискотеке. Не помните, в котором часу Катя вернулась домой?

– Конечно, помню. В половине седьмого утра. Мы всю ночьне спали, хотя должны были бы привыкнуть.

Отец раз двадцать звонил ей на мобильный, но он былвыключен.

– Она как-то объяснила, почему не ночевала дома?

– Если бы это было в первый раз... – горестноусмехнулась Ирина. – Катя умудрилась превратить нашу жизнь в ад. Только неподумайте, что я жалуюсь.

– Отец пробовал с ней поговорить?

– Он чувствует себя чуть ли не преступником. Дает ейсумасшедшие деньги на карманные расходы, вместо того чтобы... Я не вмешиваюсь,потому что автоматически становлюсь виноватой. Я же мачеха, – невеселозасмеялась она. – Но в субботу она превзошла саму себя. В буквальномсмысле на ногах не стояла. Таксист, что привез ее, сказал, что подобрал Катю наплощади Победы, она брела прямо по проезжей части. На счастье, смогла сказать,где живет. Человек, к счастью, попался хороший, родителей пожалел, отвез домой.Муж был в шоке. Пытался с ней поговорить, какое там.

В воскресенье отлеживалась. Мы решили оставить ее в покое,ей было очень плохо, даже врача намеревались вызвать. В понедельник Катя пошлав школу, хотя отец предлагал ей остаться дома. Домой пришла часов в пять,бледная, в ознобе, и я, честно говоря, испугалась. От врача отказалась, теперьсидит в своей комнате, плачет.

– Плачет?

– Да. Я боюсь... я боюсь, что ее изнасиловали. Напоилии изнасиловали. Муж разговаривал с Владиком, это ее парень, тот говорит, чтоони поссорились в субботу и с тех пор не виделись, на телефонные звонки она неотвечала. Такая депрессия на пустом месте не возникает. Должна быть причина.Поэтому я и решила... Но я даже не знаю, как сказать об этом мужу, тем болееуговорить ее обратиться к врачу.

– А если ее депрессия как-то связана с исчезновениемЮли? – высказала я свое предположение.

– Что вы имеете в виду?

– Если не возражаете, я задам Кате еще пару вопросов.

Я вернулась в комнату девочки, теперь она лежала на спине итаращилась в потолок.

– Ты вернулась домой уже утром, – сказала я,устраиваясь в кресле. – Так где вы были всю ночь?

– Это она вам сказала? Мачеха? Она нарочно. Она всеврет. Вы что, не понимаете...

Я подошла, схватила ее за плечи и хорошенько встряхнула.

– Кончай строить из себя несчастную сиротку.

С твоей подругой беда. Я хочу ей помочь. Где вы былиночью? – Она попробовала сопротивляться, но быстро поняла, как этобесперспективно, и то, что ее вопли на меня не подействуют, поняла тоже. –Где вы были ночью? – повторила я.

– Не помню, – жалобно захныкала Катя. – Я непомню. Ну почему вы мне не верите?

– Потому что ты врешь. И я думаю, у тебя есть на этопричина.

– Нет. Честно. Я не вру. Мы ушли из клуба, у нас былабутылка водки, мы ее в клубе купили. Во дворе выпили, потому что тошно было,скукота и день не задался. У нее Кот, у меня Владик, все так по-дурацки...

А больше я ничего не помню. Наверное, я уснула на скамейке.Когда пришла в себя, Юльки не было. Меня тошнило и вообще... Не помню, какдобралась домой, помню только, что на такси. Я Юльке звонила в воскресенье, унее мобила в отключке. В понедельник в школу она не пришла, и я испугалась. Яне знаю, где она. Честно не знаю. Я пить больше не буду, никогда, и школупрогуливать. Я стану хорошо учиться...

– Вот это бы не помешало, – кивнула я,поднимаясь. – Если ты врешь и с Юлей беда, это будет на твоей совести. Недумай, что с таким грузом удобно жить.

Я поспешно удалилась, чтобы еще чего-нибудь не сказатьсгоряча.

Не успела я устроиться в машине и завести мотор, как увиделаСвету Коршунову. Она перебегала дорогу, направляясь к дому, где жили Савельевы.

– Интересно, – пробормотала я, взглянув начасы. – До конца занятий девушка не высидела.

Я решила подождать ее, а чтобы ожидание не томило, позвонилаТагаеву.