— Потому что я не хочу! Поверь мне, я выросла вокружении горластых сопляков и до сих пор вспоминаю это с отвращением! Тыникогда не видел ни одного ребенка, поэтому не знаешь, что это такое! —Теперь она гораздо чаще говорила о том, что не хочет иметь детей, чем досвадьбы.

— Ну почему же не видел? Видел. Я сам был одним изних. — Он хотел поддразнить ее, но она не отозвалась. Ей вообще ненравилась эта тема.

— Между прочим, может, у нас и не будет никогдадетей. — Барби сказала это, пытаясь увести его от этой темы, может быть,слегка напугать, чтобы он в будущем не заводил подобные разговоры.

— Как не будет? — Чарли был явно шокирован. Онараньше никогда не говорила ничего подобного, во всяком случае, такрезко. — У тебя что, что-то не в порядке? Почему ты мне ничего неговорила?

— Я не знаю, в порядке или не в порядке, но с тобой япочти не предохраняюсь, потому что у тебя вечно все так неожиданно… так что яне успеваю ничего предпринять… Мы, между прочим, живем вместе уже полтора года,и я до сих пор не забеременела.

Чарли чуть не спросил ее, получалось ли у нее это скем-нибудь другим, но, решив, что не хочет этого знать, оставил вопрос присебе.

— Но это ничего не значит. Мы просто делаем это нетогда, когда нужно. Ты же знаешь, чтобы ты забеременела, нужно специальновысчитать благоприятный момент.

Много он знает! Сколько раз она залетала! Три раза вСолт-Лейк-Сити и два — в Вегасе. Как бы она ни предохранялась, ей не везло.Пока что обходилось только с Чарли. И она, кстати, уже не раз с удивлениемдумала об этом. Может быть, в этом виноваты они оба, а может — только Чар ли,и, зная себя, она склонялась к последнему, но это-то уж ее нисколько неволновало. Скорее даже радовало. Но, взглянув на него, она поняла, что не стоитговорить ему об этом. Во всяком случае, не в рождественскую ночь.

— Слушай, а от тебя кто-нибудь залетал? — спросилаБарби, разлив вино и протягивая ему бокал. Он смотрел на ее обнаженное тело, иона заметила, что он опять возбужден. Нормальная здоровая реакция.

— Мне никто никогда об этом не говорил, — сказалон, задумчиво отхлебывая вино и неотрывно глядя на нее.

— Ну, вообще-то это ничего не значит, — пожала онаплечами, уже пожалев о том, что затронула эту тему. Не стоило портить емуРождество. — Девчонки, знаешь ли, не всегда говорят об этом своим парням.

— Правда?

Он налил себе еще бокал вина, а потом еще один и послетретьего попытался повалить ее, но ничего уже не смог сделать, потому что былслишком пьян. Барбара помогла ему перебраться в спальню и уложила на кровать, асама устроилась рядом. Он крепко обнял ее, почувствовав, как ее пышная грудьприжимается к его груди, и пробормотал:

— Я люблю тебя. — Она была так сексуальна, таккрасива, так желанна… В общем, Барби была классная девчонка, и он ее оченьлюбил.

— Я тоже тебя люблю. — Она гладила его по волосам,как ребенка, и он вскоре заснул у нее в объятиях. Барби гадала, почему же онтак хочет ребенка. Конечно, она прекрасно понимала, что такое приют, но, чтотакое семья, она тоже знала. И снова становиться членом такой семьи или дажепросто забивать себе голову мыслями о ребенке она не имела никакого желания.

— Приятных снов, — прошептала она, целуя его, ноЧар ли уже крепко спал, успокоенный ее ласковыми руками, и видел во снерождественское утро.

Как-то в мае Пилар пригласила Нэнси к себе на ленч. Брэдушел играть в гольф, а муж Нэнси уехал из города на ??есколько дней. В общем,для женщин это была прекрасная возможность встретиться и поболтать всласть.

Пилар готовила ленч, пока падчерица сидела на террасе,нежась на солнце. Через несколько недель она должна была родить и, по мнениюмачехи, чудовищно располнела. Не отворачивая лица от солнца, Нэнси приоткрылаодин глаз и увидела мачеху, входящую с подносом. Для своих объемов она довольнолегко соскочила с кресла и бросилась помогать ей. На ней были широкие белыешорты и просторная розовая рубашка, всего неделю назад эта будущая мамаша всееще играла с мужем в теннис.

— Пилар, дай я помогу. — Она забрала у мачехиподнос и поставила его на стеклянный столик. Пилар приготовила аппетитныйзеленый салат с макаронами. — О! Вот это да! Выглядит замечательно!

В последние восемь месяцев аппетит у нее был простоневероятный, но ее полнота вовсе не казалась чрезмерной, наоборот, выгляделаочень мило. И в самом деле, Пилар сама недавно сказала Брэду, что его дочьблагодаря своей беременности очень похорошела. Черты лица у нее сделалисьмягче, а в глазах появилось выражение глубокого спокойствия и умиротворенности.Она была окружена какой-то особой аурой, которая очень заинтересовала Пилар.Она и раньше замечала нечто подобное, наблюдая за другими женщинами, но саманикогда не испытывала ничего похожего. Один вид Нэнси вызывал в нейлюбопытство. И вместе с тем почему-то страх. Но больше всего Пилар былаогорчена своими собственными чувствами. Ей казалось, что и она изменилась. Авсе, что касалось падчерицы, прямо-таки зачаровывало ее. Казалось, та сталамягче, нежнее, женственнее, как говорил ее муж. Каким-то удивительным образомона вдруг повзрослела за эти восемь месяцев, и в ней не осталось ничего отизбалованного ребенка.

Женщины уселись за стол, и Пилар продолжала с улыбкой наблюдатьза падчерицей. Казалось, та засунула под свою розовую рубашку огромный надувноймяч. И ей приходилось тянуться, чтобы взять что-нибудь со стола.

— Расскажи мне, что ты чувствуешь? — попросилаПилар. Все это было так необычно. Многие из ее подруг были в свое времябеременны, но ни с одной она не была настолько близка, чтобы обсуждать с нимиих положение. Она больше общалась с теми женщинами, которые предпочли делатьсебе карьеру, а не рожать детей. — Ты чувствуешь что-нибудь странное?

Они ели салат, и Пилар так пристально вглядывалась в глазападчерицы, как будто хотела увидеть там разгадку тайны мира.

— Даже не знаю, — улыбнулась Нэнси, — иногдамне кажется, я чувствую себя немного необычно. Но к этому привыкаешь. И япросто забываю об этом. А иногда мне кажется, что я всегда такой была. Уженесколько недель я не могу сама завязывать себе шнурки. И Томми приходитсяделать это. Но самое странное знаешь что? Самое странное — это сознавать, чтотам, у меня в животе, находится маленький человечек, который в один прекрасныйдень появится на свет и будет похож на кого-то из нас. Он или она будетзависеть от нас, и не только первое время, нашему ребенку придется полагатьсяна нас всю свою жизнь. В общем, я понятия не имею, как можно объяснить все этичувства.

— Вот и я не имею понятия, — грустно сказалаПилар. Хотя что-то она должна была знать, ведь уже четырнадцать лет онаиспытывает нечто подобное по отношению к Нэнси и Тэдди. Но все-таки это былосовсем не то. Они не были ее детьми, и, если бы они с Брэдом развелись, онамогла бы вообще не видеться с ними, хотя ей трудно было представить подобное.Но она могла бы так поступить, потому что это были не ее дети. А вот у Нэнсибудет свой ребенок, и он будет принадлежать ей всегда. Он будет частью ее ичастью Тома, но все же это будет самостоятельный человек. И до конца жизни онибудут нести за него ответственность. Одна только эта мысль всегда приводилаПилар в ужас, а теперь она вдруг нашла ее невероятно трогательной.