Капитана Неверова еще потряхивало. Вселившись в дом, стоявший в двух кварталах к западу от последнего пристанища Лазаревича, он первым делом обошел периметр, подправил кое-где разбитый штакетник, исследовал жилище, любезно предоставленное Чеплыгой. Тот особо не расхваливал ведомственную хату, сунул ключ, назвал адрес и убежал на служебное совещание. Надо же ему было устраивать их еще и по воскресеньям!

В доме имелись две комнаты, чердак, печка и небольшой подвал, достаточный для закапывания заживо двух-трех врагов народа. Два окна из трех имели ставни, позволяющие запираться изнутри. Почему такая конструкция отсутствовала на третьем окне, было непонятно.

В отличие от хаты Лазаревича здесь не было беспорядка. Вещей и мебели, впрочем, тоже почти не имелось. Железная кровать, пустая рамка в изголовье, на кухне стол, шкаф, два стула. Для аскета в самый раз.

На растопку печи ушли последние доски, вытащенные из подвала. Там же, к своему немалому удивлению, Андрей обнаружил стопку еженедельников «Дер Штюрмер» («Штурмовик»), перевязанную шпагатом. Очевидно, в доме в годы оккупации квартировал немецкий офицер, любитель подобного чтива.

Горела фашистская пресса хорошо — только ради этого ее следовало издавать. Но где это видано, топить печку в августе?

Потом он выгрузил на стол галеты, лук, булку хлеба, какое-то подобие сырной головы с толстым слоем явно непищевой плесени, долго кипятил воду, чтобы сделать чай. Сумерки уплотнялись, когда Андрей вышел на крыльцо покурить. Он задумчиво смотрел на небо, по которому ползли, толкаясь, тучи. Их было так много, что им не хватало места.

О безопасной уединенности здесь оставалось только мечтать. На дороге гудели машины. В ремонтно-строительной конторе визжала циркулярная пила и периодически что-то бухало, словно сваи забивали.

На соседнем участке возился по хозяйству сухощавый мужик в ветхой кожаной безрукавке, лысоватый, с резко очерченным, но в принципе добродушным лицом. Сначала он колол дрова, при этом шумно выдыхал всякий раз, когда наносил удар. Потом подбивал покосившуюся ограду, огрызаясь на долговязую супругу, изредка возникающую в поле зрения. Она ворчала, что он обещал прибить кухонный шкаф, отвалившийся от стены. Тот скоро рухнет на печку вместе с последними продуктами! Мол, опять ты уйдешь в ночную смену, и что мне одной делать?

— Отстань, Анфиса, — проворчал мужик. — Видишь, я бездельничаю. Вот надоест мне этот отдых, тогда и прибью твой шкаф.

Потом он, слегка прихрамывая, подошел к ограде, показал Андрею свернутую самокрутку.

— Эй, сосед, спичками не богат? Свои отсырели, никак не зажигаются.

Неверов спустился с крыльца, подошел к ограде, щелкнул трофейной зажигалкой.

Мужчина вытянул шею, с наслаждением затянулся прогорклым дымом. Махорка, которую он курил, была не самых изысканных сортов.

— А спичек нет? — спросил он.

— Спичек нет. — Андрей отрицательно качнул головой.

— Жалко, — со вздохом сказал мужик. — А так одолжил бы у тебя десяток до завтра. Утром-то их купить можно, верно?

— Верно, — согласился Андрей. — Спички у нас продаются в каждом магазине, и цена вроде сносная.

— Это точно, — с усмешкой сказал мужчина. — На спичках в нашей стране разориться сложно. — Он еще раз затянулся, немного поколебался — через порог здороваться нельзя, это известно, а можно ли через ограду? — и протянул руку.

— Лопатины мы. Живем тут. Меня Николаем Георгиевичем кличут. — Дядька небрежно показал за спину и продолжил: — А та жердина, что мелькает там, супруга моя бесценная Анфиса Савельевна. Так-то она ничего, только ворчливая больно, надоела хуже горькой редьки. Сделай ей сперва то, потом другое… Да подожди ты! — Он словно спиной почувствовал, что женщина опять возникла в дверях, и раздраженно отмахнулся: — Анфиса, дай с человеком поговорить, не убежит твой шкаф!

Женщина исподлобья глянула на Андрея, как-то непроизвольно выпрямила спину и растворилась в доме. Она была не старая, немного за сорок, не сказать, что привлекательная, но и не страшная, в иных обстоятельствах и смотрелась бы по-другому.

— Андрей Григорьевич, — представился Неверов. — Можно просто по имени.

— Договорились, — сказал Лопатин. — Ты каких будешь, Андрюха? Хатка-то это непростая, на ведомство внутренних дел отписана. Майор Чеплыга с неделю назад приходил, осмотрел ее. Мы перебросились парой слов. Ты присматривай, говорит, за ней, Георгиевич. У нас на балансе домик, для всяких там командировочных, членов высоких комиссий и так далее. А мы ни сил, ни средств не имеем. Вот и взвалил на меня Иван Тарасович свою обузу. Так ты каких будешь, Андрюха? — Глаза у Лопатина были не злые, так, немного насмешливые. — Командировочный, член высокой комиссии?

— Я скорее «и так далее», — пошутил Андрей. — По линии военной контрразведки и Наркомата госбезопасности.

Скрывать тут было нечего. Через день-другой каждая собака в поселке будет знать, что за гусь лапчатый этот человек с погонами капитана.

— Ух ты!.. — Мужик растерялся, втянул голову в плечи. — Что ж ты сразу не сказал?

— Так я же не на службе. — Андрей усмехнулся. — Рабочий день закончился. Я такой же человек, как и ты, Николай Георгиевич. Не пугайся, сосед, все нормально.

— Уверен? — с сомнением протянул Лопатин. — Ну, ладно, так и быть. Только слушай, не буду я тебя Андрюхой звать, а то пришьешь мне чего-нибудь.

— Имел опыт общения с нашими ведомствами? — Неверов прищурился.

— Да ну тебя, Андрей Григорьевич, — с испугом проговорил Лопатин. — Не было у меня такого опыта. Свои мы с Анфисой, советские вдоль и поперек.

— Ладно, все нормально, сосед, — отмахнулся Андрей. — Поживу тут рядом с вами несколько дней, не возражаешь? По работе прибыл из Мурманска, ничего серьезного. Дело сделаю и обратно на автобус.

— Да мне-то что. — Лопатин пожал плечами. — Хоть всегда тут живи. Если ты хороший человек, то и нам спокойнее будет. Может, поменьше всякие сомнительные личности станут шастать.

— А что, тяжело в деревне без нагана? — пошутил Андрей.

— Нет, нормально, — ответил Лопатин. — Только не всегда уютно. С бандитизмом советская власть пока не разобралась. Всякое может случиться на нашей дальней периферии. И воры шастают, и грабителей может занести попутным ветром.

— Давно тут живете? — спросил Андрей. — Дети-то есть?

— Детей нет. Трудности у нас с этим. — Лопатин облокотился на ограду и принялся окутывать пространство тяжелым дымом. — Мы в ноябре сорок четвертого сюда прибыли, вместе с кагалом других переселенцев. Тут ведь шаром покати было, три года поселок под немцем, людей почти не осталось. Предложили мне на работе. Мы с Анфисой собрали свой нехитрый скарб и отправились сюда, где Макар телят не гонял. Сопли даже летом морозим. Домик нам выделили, прямо скажем, не буржуазный. Сами мы из Щегловска, это в Сибири, его еще Кемерово называют. Я ремонтником в шахте работал, сначала рядовым, потом бригаду мне доверили и каждую дырку ею затыкали. В армию не взяли — врожденный дефект ноги. — Лопатин сокрушенно вздохнул. — Если напрягусь, волю соберу, то могу не хромать, только больно, сука!.. Дважды приходил в военкомат, на войну просился, а они мне, мол, тебя, Георгиевич, в первом же бою прибьют, ты от фашиста даже драпануть не сможешь. — Лопатин невесело усмехнулся. — Дескать, иди в свою шахту, там от тебя сплошная польза, а на фронте только вред будет. Стыдно, позорно, но что я мог сделать?