– Может быть, я выгораживаю самого себя, – заметил Мейсон.

– Начинаю так думать, – проворчал Голкомб.

– Это только доказывает, что вы никудышный детектив. Если бывы использовали ваши мозги, то поняли бы, что сам факт, что я адвокат,представляющий интересы враждебной Клинтону Фоули стороны, должен был заставитьего тщательно следить за своими словами и действиями. Со мной он должен былдержаться только сугубо официально. Я никак не мог являться тем другом,которого он принимал в купальном халате, с наполовину выбритым лицом.

– Кто бы это ни проделал, – сказал сержант Голкомб, – онкаким-то образом проник в дом. Собака, естественно, это услышала – у нее слухпотоньше, чем у ее хозяина. Клинтон Фоули спустил пса с цепи, и вам пришлосьзастрелить его в целях самозащиты. Фоули примчался на звуки выстрелов, и выприкончили и его.

– Вас удовлетворяет эта версия? – осведомился Перри Мейсон.

– Она начинает походить на правду.

– Тогда почему вы меня не арестовываете?

– Клянусь богом, я это сделаю, если вы не выложите всеначистоту! В жизни не сталкивался со свидетелем по делу об убийстве, который быизъяснялся так неопределенно. Вы говорите, что у вас была назначена встреча сФоули на половину девятого, но не предъявляете никаких доказательств.

– А какие доказательства я могу предъявить?

– Кто-нибудь слышал, как вы договаривались о встрече?

– Не помню – я не обратил внимания.

– Как насчет такси, которое доставило вас туда?

– Говорю вам, я не заказывал такси, а поймал его на улице.Не помню, что это была за машина.

– У вас не сохранилась квитанция?

– Конечно нет. Я не коллекционирую чеки из счетчиков такси.

– Что вы с ней сделали? Выбросили на тротуар?

– Я даже не видел ее.

– Вы не помните, в какой машине ехали? В желтой, с шашечкамиили с красным верхом?

– Нет, черт возьми! Я не запоминал такие детали – ведь немог же я рассчитывать, что меня будут допрашивать по поводу каждого моего шага!И я скажу вам еще кое-что. Как детектив вы не состоялись. Ваша реконструкцияубийства показывает, что вы понятия не имеете, что произошло.

– Зато вы это знаете, верно? – промолвил Голкомб собманчивым благодушием, способным побудить допрашиваемого сделать губительноедля него признание.

– Я видел то же самое, что и вы, – ответил Мейсон.

– Отлично, – с сарказмом произнес сержант. – Тогдавыкладывайте, что там случилось, если вы такой умный.

– Прежде всего, – начал Перри Мейсон, – пес сидел на цепи,когда убийца вошел в дом. Клинтон Фоули вышел к посетителю, поговорил с нимоколо минуты, потом вернулся и спустил с цепи собаку. После этого еезастрелили, а потом и самого Фоули.

– Почему вы так в этом уверены?

– Вы когда-нибудь видели, чтобы полотенце лежало под ванной?– с едкой иронией осведомился Мейсон.

– Ну и что из этого? – поколебавшись, спросил сержант.

– На этом полотенце был крем для бритья.

– И что дальше?

– Полотенце упало, когда Клинтон Фоули спускал с цеписобаку. Когда мужчина бреется, он не пачкает кремом полотенце. Крем попадаеттуда, только когда он вытирает с лица мыло. Ему приходится делать это в спешке,если его прерывают в середине бритья. Разумеется, Клинтон Фоули не сделалэтого, когда собака залаяла в первый раз или когда он услышал, что в дом кто-товошел. Он заговорил с этим человеком и во время разговора стал стиратьполотенцем мыло с лица. Затем произошло нечто, заставившее его вернуться и спуститьпса. Тогда убийца выстрелил. Вы сами могли бы до этого додуматься благодарякрему на полотенце, если бы использовали ваши мозги, вместо того чтобы задаватьмне дурацкие вопросы.

На момент в комнате воцарилось молчание, потом из тенипослышался голос:

– Да, я видел это полотенце.

– Если бы вы, ребята, – продолжал Перри Мейсон, – осознализначение этого полотенца и сохранили его как вещественное доказательство, томогли бы себе представить, как произошло убийство. Отдайте полотенце на анализ,и вы обнаружите, что оно пропитано кремом для бритья, вытертым с лица КлинтонаФоули. Вы найдете немного засохшего мыла у него на подбородке – гораздо меньше,чем было бы, если бы его застрелили с намыленным лицом. И на полу, там, где еголицо касалось паркета, нет ни следа мыла. Повторяю: он вытер пену полотенцем.

– Не понимаю, что ему мешало вытереть лицо раньше, чем пойтипосмотреть, кто вошел в дом, – возразил невольно заинтересованный сержантГолкомб.

– Фоули уронил полотенце, когда спускал с цепи пса, – объяснилПерри Мейсон. – Если бы он собирался спустить собаку с самого начала, то сделалбы это, а потом вышел и вытер лицо.

– Ну, в таком случае где Артур Картрайт? – спросил сержант.

– Не знаю. Я сегодня пытался его найти. Экономка говорит,что он куда-то ушел.

– А Телма Бентон утверждает, что он сбежал вместе с миссисФоули, – заметил Голкомб.

– Да, – кивнул Мейсон. – Она мне так сказала.

– А Клинтон Фоули сказал Питу Доркасу.

– Я понял, – устало произнес Мейсон. – Неужели мы должныпережевывать все это снова?

– Нет, не должны, – буркнул сержант Голкомб. – Я простообъясняю вам, что ваш клиент Артур Картрайт, по всей вероятности, сбежал смиссис Фоули, услышал от нее об оскорблениях, которые ей пришлось терпеть отмужа, и вернулся назад, решив убить Клинтона Фоули.

– И единственное доказательство, на которое вы можетеопереться, это факт, что у Картрайта были неприятности с Клинтоном Фоули и чтоон убежал с его женой?

– Для начала этого достаточно.

– Ну так я намерен сразу же опровергнуть вашу теорию. Еслибы Артур Картрайт вернулся назад, то с твердым намерением убить Клинтона Фоули,верно?

– Полагаю, что да.

– Отлично. В таком случае он бы вошел в дом, увидел КлинтонаФоули, направил на него пистолет и выстрелил, а не стал бы стоять и спорить,покуда Фоули стирал с лица мыло. Картрайт не дал бы Фоули вернуться и спуститьс цепи свирепую полицейскую овчарку. Ваша беда, ребята, в том, что вы находитемертвеца и сразу же начинаете искать того, кто выглядит наиболее подозрительно.Вы не обращаете внимания на улики и не пытаетесь понять, куда они указывают.

– Ну и куда же они указывают? – осведомился сержант.

– Черт возьми! – воскликнул Перри Мейсон. – Я и так выполнилпочти всю детективную работу по этому делу и не собираюсь вкалывать за вас. Вконце концов, за это платят вам, а не мне.