– Насколько мы понимаем, – заметил сержант Голкомб, – вамуже недурно заплатили за вашу работу.

Перри Мейсон широко зевнул:

– Это одно из относительных преимуществ моей профессии,сержант. Впрочем, тут есть и некоторое неудобство.

– А именно? – с любопытством спросил Голкомб.

– То, что платят исключительно за способности, – ответилМейсон. – Единственная причина, по которой я получаю хорошие гонорары,заключается в том, что я демонстрирую способность выполнять свою работу. Еслиналогоплательщики не будут обеспечивать вам ежемесячное жалованье, пока вы непредъявите результаты, вы станете голодать по нескольку месяцев – разве толькопроявите больше сообразительности, чем проявляете в этом деле.

– Довольно, – заявил сержант Голкомб дрожащим от негодованияголосом. – Если вы будете сидеть здесь и оскорблять меня, это ничего вам недаст, Мейсон. Постарайтесь это понять. В этом деле вы не просто адвокат. Вы –подозреваемый.

– Я уже понял, – кивнул Мейсон. – Потому и сказал то, что выслышали.

– Послушайте, – рявкнул Голкомб, – либо вы лжете, чтоотправились туда к половине девятого, либо нарочно даете неопределенныепоказания, чтобы замутить воду! Обследование показывает, что Фоули убили отполовины восьмого до восьми. Он был мертв уже более сорока минут, когдаприехала полиция. Вам нужно только сообщить, где вы были между половинойвосьмого и восемью, и вы будете вне подозрений. Какого черта вы не желаете снами сотрудничать?

– Говорю вам: я не знаю, чем занимался в это время, – сказалМейсон. – Я даже не смотрел на часы. Вышел пообедать, немного прогулялся,выкурил сигарету, вернулся в офис, потом снова прошелся по улице с сигаретой,поймал такси и отправился на встречу с Фоули.

– И встреча была назначена на половину девятого?

– Да.

– Но вы не можете этого доказать.

– Разумеется, нет. Какого черта я должен доказывать времякаждой назначенной мною встречи? Я адвокат и назначаю множество встреч втечение дня. Фактически то, что я не могу доказать время встречи с Фоули, нетолько не является подозрительным обстоятельством, а, напротив,свидетельствует, что предполагалось рутинное деловое свидание. Если бы япредъявил дюжину людей, подтверждающих, что я договаривался о встрече сКлинтоном Фоули, вы бы сразу заинтересовались, чего это я так стараюсьзасвидетельствовать время свидания. Конечно, если у вас есть хоть капля ума.Скажу вам еще кое-что. Что, по-вашему, мешало мне прибыть в дом Фоули вполовине восьмого, убить его, вернуться в офис, потом взять другое такси иснова поехать туда к назначенному времени?

– Насколько я понимаю, ничего, – ответил Голкомб послепаузы.

– То-то и оно, – кивнул Перри Мейсон. – Только если бы я такпоступил, то наверняка бы постарался запомнить номер такси, доставившего менятуда к половине девятого, и обзавестись свидетелями того, что свидание былоназначено на это время.

– Не знаю, как бы вы поступили, – с раздражением произнессержант Голкомб. – Когда вы начинаете работать над делом, логики от вас не жди.Вы действуете на редкость бестолково. Почему бы вам не рассказать всеоткровенно, не пойти домой, не лечь спать и не предоставить нам этимзаниматься?

– Я не препятствую вашему расследованию, – отозвался Мейсон,– и не испытываю большого удовольствия, когда лампы светят прямо в глаза, а высидите, уставившись мне в лицо, думая, что его выражение подскажет вам ключ кразгадке. Если бы вы выключили свет и немного пораскинули мозгами в темноте,это принесло бы вам куда больше пользы, чем сидеть кружком, созерцая моюфизиономию.

– Больно нужна мне ваша физиономия, – проворчал Голкомб.

– Как насчет Телмы Бентон? – спросил Перри Мейсон. – Что онаделала во время преступления?

– У нее полное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.

– Кстати, – поинтересовался адвокат, – что вы сами делали вэто время, сержант?

– Я? – с удивлением переспросил сержант Голкомб.

– Да, вы.

– Пытаетесь превратить меня в подозреваемого?

– Нет. Просто спрашиваю, что вы делали.

– Ехал сюда в автомобиле, – ответил сержант. – Находилсяпримерно на полдороге между домом и офисом.

– И сколько вы в состоянии представить свидетелей, которыемогут это подтвердить?

– Не валяйте дурака, – посоветовал Голкомб.

– Если вы хорошенько подумаете, то поймете, что я вполнесерьезен. Сколько вы можете представить свидетелей?

– Разумеется, ни одного. Я могу засвидетельствовать время,когда я ушел из дому и когда прибыл в офис.

– В том-то и дело, – кивнул Мейсон.

– В чем?

– В том, что это должно заставить вас отнестись сподозрением к безупречному алиби Телмы Бентон. Когда человек в состоянииотчитаться за каждую минуту своего времени, это обычно означает, что он оченьпостарался обеспечить себе алиби. Тот, кто так поступает, либо участвовал в убийствеи сфабриковал свое алиби, либо знал, что убийство произойдет, и предпринялусилия, чтобы обзавестись алиби заранее.

Последовало долгое молчание.

– Значит, вы думаете, – задумчиво промолвил сержант Голкомб,– Телма Бентон знала, что Клинтона Фоули собираются убить?

– Я понятия не имею о том, что знала и чего не знала ТелмаБентон, – ответил Мейсон. – Я всего лишь утверждаю, что у лиц, обладающихбезупречным алиби, как правило, есть на то причина. В обычных обстоятельствахчеловек не имеет алиби на каждую минуту рабочего дня. Он может доказать, гденаходился, не более, чем вы. Держу пари, что никто в этой комнате не сумеетпредставить свидетелей того, что он делал каждую минуту между половинойвосьмого и восемью вечера.

– Вы-то уж точно не можете, – устало заметил Голкомб.

– Вот именно, – кивнул Мейсон, – и не будь вы так тупы, топоняли бы, что это указывает на мою невиновность, а не наоборот.

– Но вы не в состоянии доказать, что прибыли в дом Фоули вполовине девятого. Никто не видел, как вы входили, никто не знает, что выдоговорились о встрече, никто не впустил вас в дом и не видел, что вынаходились там в восемь тридцать.

– Я могу это доказать, – возразил Мейсон.

– Каким образом?

– Тем, что я позвонил в полицейское управление вскоре послеполовины девятого и сообщил им об убийстве. Это доказывает, что в восемьтридцать я там находился.

– Вы отлично знаете, что я имел в виду совсем не то, –запротестовал сержант. – Вы можете доказать, что прибыли туда в восемьтридцать?