На улице надсадно сигналят припаркованные машины, из однойпошел густой черный дым. Стивен не успел открыть рот, как раздался грохот,взметнулся огненный столб из взорвавшегося бензобака.

В кафе крики стали громче, он быстро оценил, кто раненсерьезно, перепрыгнул сломанный столик и крикнул:

– Сохраняйте спокойствие, второго взрыва не будет!..Выносите тех, кто не может идти на улицу, туда сейчас прибудут санитарныемашины!

Он сам удивился, как его властный голос подействовалмоментально. Крики как ножом отрезало, все начали двигаться суетливо ибестолково, как муравьи, но уже через минуту работали, как будто притиралисьодин к другому десятки лет.

На улице раздались сирены полицейских и пожарных машин.Стивен наклонялся над ранеными, одна женщина оказалась настолько иссеченаосколками, что он принялся спешно туго перетягивать жгутами нужные места, покане истекла кровью.

Рядом оказывала помощь раненым цыгано-испанка. Вокруг неесуетятся растерянные туристы, один с длинной кровавой царапиной на щекепомогает, не обращая внимания на стекающую по лицу кровь. Она распоряжаетсябыстро и умело, ее пациентов подхватывали по взмаху руки и уносили, наконец онаоказалась рядом с Стивеном.

– Помочь?

– Уже все, – ответил он. – Будет жить, раныне опасные.

Его отодвинули в сторону, настоящие санитары вбежали вразрушенное кафе и положили женщину на носилки. Стивен проводил ее взглядом,испано-цыганка сказала:

– У вас рубашка в крови.

Он оглядел себя, осколком стекла или мебели прорвало ткань вдвух местах и оцарапало бок. Кровь стекла до пояса, размазываясь так, чтовыглядит устрашающе, и уже застыла.

– Ерунда, – ответил он с горечью. – Вы виделиее? Совсем еще девочка…

– Я видела, как вы вскочили, – сказала она. –У вас было такое лицо…

– Какое?

– Не знаю, – ответила она. – Но я испугаласьи тоже вскочила. А тут этот взрыв… Значит, вы ее напугали, потому взорвала себяна пороге? Вы спасли многих людей! Если бы сделала еще хотя бы пару шагов…

Ее плечи зябко передернулись. Он видел, как побледнелосмуглое лицо, в глазах метнулся запоздалый страх.

– Все кончено, – сказал он дежурную фразу, сам жеощутил ее тупость и никчемность, инстинктивно обнял ее за плечи, она тут жеприжалась к его груди, плечи ее пару раз вздрогнули и затихли,успокаиваясь. – Все позади… Вы живете в этом городе?

– Да, – ответила она. – В двух кварталах. Новы… необыкновенный человек! Как вы ее сразу раскусили! Вы, наверное, изМОССАДа?

Он улыбнулся, в ее голосе такая страстная надежда, что он окажетсяиз этой сверхзасекреченной организации, что просто нечестно переубеждать, но онответил абсолютно правдиво:

– Нет, я не из МОССАДа. Кстати, меня зовут Стивен.

– А я – Мария, – ответила она. – МарияГолдман. Ладно, если вы даже из МОССАДа, разве скажете?

– Логично, – согласился он. – Пойдемтеотсюда. А то нас загребут для лечения от психических травм.

Она кивнула, выражение глаз изменилось.

– Да, так может сказать только американец.

– Почему? А вас разве не лечат?

– Только по серьезным причинам. Это у вас по любомуповоду. И без повода тоже.

Участок улицы уже оцеплен полицией, их остановили, Стивенприготовился к долгим и неприятным объяснениям, однако полицейские лишьспросили, уверены ли, что могут о себе позаботиться сами. Стивен заверил, чтомогут, они с женой – круто сваренные, но все равно удивился, с какой легкостьюих отпустили.

Все еще дикий первобытный мир, мелькнула мысль. Как было упервых поселенцев Америки, те тоже не знали специализированных лечебниц попсихологической реабилитации.

Странно только, что в Америке евреи настроили этих лечебниц,а в Израиле их как будто и вовсе нет.

Мария легко поднырнула под желтую ленту оцепления, Стивенпосматривал на ее окаменевшее лицо, в древне-диких глазах сверкает понятнаяжажда убийства. Здесь, вспомнил он, на этой древней земле родилось знаменитое:око за око, зуб за зуб, и сколько бы последующее христианство ни опровергало,ни насаждало свои более гуманные нормы, человечество предпочитает негласнопридерживаться этой понятной своей справедливостью формулы: убийц – убить!

– Пойдем, – сказал он настойчиво, – теперьэтим людям лучше нас помогут медики.

– А этим? – спросила она.

За огороженной лентой, которую охраняет полиция и набежавшиесо всех сторон военные, толпится народ, там крики, плач, проклятия, а внутриограждения над трупами склонились те, кто чудом выжил: мать над убитымребенком, парень с залитым кровью лицом над девушкой, у которой вырвало плечо иполовину грудной клетки. Санитары его пытались поднять и увести, но он прижалтруп к груди и ничего не слышал, не видел, не чувствовал, кроме своегобезутешного горя.

– Пойдем, – повторил он.

Марию пришлось буквально уводить силой, она то и делоостанавливалась, на ее лице такая ярость, что он не раз ощущал рядом с собойжрицу, которая бестрепетно вскрывает грудь очередного пленника на жертвенномалтаре и вырывает оттуда еще бьющееся сердце, под крики толпы вздымая его надголовой в окровавленной ладони.

– Господи, – проговорил он, подпустив в голосмалость испуга, самую малость, – что за страна, что позволяет у себятакое? Куда смотрит полиция?

Она сказала сквозь зубы со сдержанной яростью:

– Это единственная страна, в которой уже взрывалисьиракские СКАДы, «катюши» из Ливана, самоубийцы из Газы и снаряды из Сирии, новсе равно трехкомнатная квартира здесь стоит дороже, чем в Париже!

Он округлил глаза:

– В самом деле?

– Уж поверь, – ответила она с глубокой грустью.

Он залюбовался такими быстрыми переходами от деловитости, скоторой перевязывала раненых, к ярости, а затем к темной печали.

– Да верю, – ответил он торопливо. – Вижу,потому и верю. А так бы… не знаю. Может, не поверил. В нормальной стране изтаких мест уже убежали бы.

– Евреи ненормальные, – ответила она.

– А ты?

– И я ненормальная, – ответила она с гордостью.

Он искоса посматривал на ее древнеегипетский профиль, такиевидел на стенах гробниц фараонов, прохожие испуганно поглядывали на егоокровавленную рубашку. Время от времени кто-нибудь подбегал и спрашивал, ненужна ли помощь.

Стивен всякий раз вежливо благодарил, наконец сказал Мариисо смешком:

– В Америке была такая же взаимовыручка… во временаДикого Запада!