– И что ты мне предлагаешь? – усмехнуласьЛюба. – Развестись? Или завести любовника?

Конечно, Аэлле было бы приятнее, если бы Романовы развелись.Это лишний раз подтвердило бы ее правоту: брак был вынужденным, по крайней мересо стороны Родислава, он Любу никогда по-настоящему не любил, и вот какпечально все закончилось. И тогда Родислав обязательно прибежит к ней, к Аэлле,и будет просить прощения, и каяться, и говорить, каким дураком он был, чтооттолкнул ее тогда, и у него никогда не было такой женщины, как она, и уже,наверное, не будет… А она еще подумает, как ей себя повести. Может быть,оттолкнет его и унизит в отместку за тот случай, а может быть… Посмотрим.Впрочем, если эта дурашка Люба заведет любовника, то браку тоже очень быстропридет конец: у нее не хватит ума сделать так, чтобы Родислав ни о чем недогадался, а если он узнает, то немедленно бросит жену. Это будет прекрасныйповод уйти от нелюбимой женщины и не потерять лица.

– Я предлагаю тебе не сосредоточиваться изо всех сил надомашних делах, – очень серьезно ответила Аэлла. – Быт и уют – это,конечно, похвально, но мужикам нужно от нас совсем другое. Одним уютом ещеникому не удавалось удержать мужа.

Люба, казалось, не проявляла к разговору никакого интереса,и это удивило Аэллу. Неужели она действительно полагает, что в ее браке всестабильно и определено раз и навсегда? Неужели она не видит опасности, котораяподстерегает всех жен, когда их мужья переступают тридцатипятилетний рубеж?Знала бы Люба, сколько тронутых старением лиц омолодила доктор Александриди толькопотому, что мужчины в возрасте от тридцати пяти до сорока вдруг переставалиинтересоваться своими женами и обращали взоры на молодых и свежих! Интересно,как часто Родислав спит со своей женой? Раз в месяц? Или еще реже? Аэлла былауверена, что если это и происходит, то крайне редко: не может такой видный,красивый и уверенный в себе парень, как Родик, всерьез интересоваться этойзачуханной, потухшей бабенкой.

Ворон всхлипнул и замолчал. Камень деликатно пережидал,когда минута душевной слабости у друга минует.

– Вот такие дела, – наконец сдавленным голосомпроизнес Ворон.

– Да, грустно, – согласился с ним Камень. – Ачто, Люба и в самом деле так плохо выглядит? Или это Аэлла так ее видит?

– Не знаю я, – буркнул Ворон. – По мне, такона красавица. А Аэлла эта – злюка недобрая, ревнивая и завистливая. И чегоВетер в ней нашел?

– Какая же она недобрая? – возразил Камень. –Вон какие подарки делает, ничего не жалеет. Она щедрая натура, широкая. Другоедело, что она щедрая и широкая только с теми, кого считает несчастными идостойными жалости. Но поскольку она искренне считает себя лучше всех, то весьмир по определению состоит только из бедных и несчастных. А насчет того, чтоона ревнивая и завистливая, – тут я, пожалуй, спорить не стану. Ну и чтотам дальше-то было? Устроили Лизу на новую работу?

– Устроили. Она, конечно, сначала ни за что не хотелаиз Академии уходить, а потом Родислав ей объяснил насчет надбавок заиностранные языки и насчет возможностей, и она согласилась.

– Насчет каких возможностей? – не понял Камень.

– Да ты что! Это же Внешторг!

– Ну и что?

– Как – что? Ну да, – вдруг спохватилсяВорон, – ты же не в курсе… Лежишь тут и не знаешь, что такое дефицит.

– Почему же? – обиделся Камень. – Я в курсе,ты сам мне рассказывал.

– Тогда должен понимать, что сотрудники Внешторгапостоянно выезжают за границу и имеют возможность привозить оттуда всякоетакое, чего в СССР на прилавках нет и никогда не будет. Да ты знаешь, как людив те времена убивались за то, чтобы устроиться во Внешторг или в любое другоеместо, которое давало доступ к дефициту? Если ты сидишь на дефиците, то считай,что держишь бога за бороду.

– Да помню я, помню. Ты не отвлекайся, ты про Лизурассказывай.

– А чего про нее рассказывать? Она вышла на новую работуи вполне довольна жизнью. Правда, возник маленький нюанс. Леля стала по ночампросыпаться.

– Не понял. Что тут такого-то?

– Ну как же? Раньше Родислав уходил к Лизе, когда детизаснут, и возвращался в половине седьмого, потому что в семь Люба их поднимала.А теперь Леля начала часа в четыре – в половине пятого вставать и прибегать кродителям, дескать, ей страшный сон приснился. Хорошо, что в первый раз этослучилось, когда Родислав дома ночевал. Девочку долго успокаивали, но до семиутра она так и проспала с родителями. И Люба начала бояться, что в одинпрекрасный день она точно так же прибежит, а папы в постели нет. И что тогдабудет?

– И что, девочка каждую ночь просыпается откошмаров? – сочувственно спросил Камень. – Бедная крошка.

– Нет, не каждую ночь, конечно, но где-то раз в неделюслучается. Вот и пришлось Любе с Родиславом договориться, что он будетвозвращаться до четырех. А это, сам понимаешь, проблема. Транспорт-то не ходит,вся надежда только на такси, а это деньги. Но ничего, месяца два он на таксипоездил, а там и очередь на машину подошла. Николай Дмитриевич деньгами помог,так что твой Родислав теперь на колесах, как большой. В конце мая Лиза ушла вдекрет и в июле родила девочку, Дашей назвали. Ну и началось, сам понимаешь.Пеленки, распашонки, ползунки, кормление, бутылочки, соски, погремушки,бессонные ночи. Даша росла горластая, ревела в голос почти все время. Лиза-токак себе это представляла? Что она будет, как мадонна, с распущенными волосами,красивая, сидеть с младенцем на руках, а Родислав будет смотреть и умиляться.На самом деле все получилось не так, и если младенец на какое-то время умолкал,Лиза моментально засыпала, причем в любом положении, чем бы она ни занималась.Просто отключалась моментально – и все, вот до какой степени ей спать все времяхотелось! И тут уж не до плотских утех было. Если Родислав приезжал, то восновном таскал дочку на руках, чтобы она не орала и Лиза могла поспать. Притаком раскладе он, конечно, не рвался ездить туда слишком часто, так что первыенесколько месяцев он чаще ночевал дома, чем у любовницы. Прошли два месяцаоплачиваемого декретного отпуска, и встал вопрос: отдавать ребенка в ясли ивыходить на работу или сидеть с дочкой до года, но без зарплаты?

– И что решили?

– Ну, ясное дело, решили, что пусть Лиза сидит смалышкой, а Родислав будет ее содержать.

– Это кто же так решил? Лиза? Или Родислав самсподобился?

– Ну щас! Сподобится он. Люба решила.

– Люба?! – Камень ушам своим не поверил.

– А то кто же? Ну ты сам подумай своей каменной замшелойбашкой: кто еще может принять такое решение? Родислав, конечно, лентяй исибарит, он напряжения не любит, но он же не зверь, он понимает, чтодвухмесячную кроху в ясли отдавать – это чистой воды садизм. Значит, надо,чтобы Лиза сидела дома до года. А кто будет ее содержать, если ей на работезарплата не полагается? Он и будет. Только надо деньги на это из своей зарплатывыделять, а как? Деньги-то немалые, это тебе не коробочку конфет и бутылочкушампанского прикупить, это взрослую женщину целый месяц содержать, кормить,поить, одевать, да еще и ребенка, которому тоже все время что-то надо. Такуюсумму из зарплаты за здорово живешь не отначишь. Поэтому без согласия Любы этобыло бы невозможно. Но у Родислава язык не повернулся сказать жене, что так, мол,и так, я решил. Он с ней советоваться начал, дескать, как ты считаешь, каклучше сделать, а Люба – добрая душа, сразу говорит: конечно, Родинька, это твойребенок, и ты должен о нем заботиться. В общем, опять она сказала то, что онхотел услышать. А он и рад.