– В первую очередь всегда проверяют членовсемьи, – вещал Головин, – практика показывает, что чаще всегоубийства по месту жительства совершают люди из ближнего круга. Так что онисейчас проверят этого Геннадия, а уж если у него твердое алиби, тогда начнутпрорабатывать другие версии.

Родислав не мог этого слышать и вышел на кухню, где Любавместе с Николашей и Лелей лепила пирожки. Ему хотелось поговорить с женой, ноэто было невозможно: совместно изготовленные пироги давно стали неизменнымритуалом любого праздника, и если Николаша, конечно, с радостью отправился бы ксебе в комнату слушать новые диски, то Леля ни за что не позволит лишить себяэтого удовольствия.

– Я посижу тут с вами, ладно? – сказал он какможно беззаботнее.

– Конечно, Родинька, – кивнула Люба. – Ох, я,кажется, забыла купить сметану.

Она открыла холодильник и заглянула внутрь. Родислав точнопомнил, что накануне вечером, когда он помогал Любе разгружать набитыепродуктами сумки, сметана была, но промолчал.

– Точно, – огорченно сказала она, – забыла.Коля, сбегаешь?

– Не вопрос, – тут же откликнулся сын. – А напепси дашь?

– Ну что с тобой сделаешь! – рассмеяласьЛюба. – Сегодня ты именинник, сегодня тебе все можно.

Она достала из кошелька две рублевые бумажки и протянулаНиколаше.

– Возьми две пачки сметаны и три бутылки пепси, как разхватит. Да, и Лелю возьми с собой.

– Я не хочу! – заупрямилась девочка. – Я стобой хочу и с папой.

– Ну правда, мам, зачем мне Лелька? – занылКоля. – Что я, две пачки и три бутылки сам не куплю?

– Коля, возьми, пожалуйста, Лелю, – терпеливоповторила Люба. – Она сегодня и так без прогулки останется, пусть хотьчуть-чуть пройдется. На, возьми еще полтинник, купите себе по мороженому.

– Тогда ладно, – повеселела Леля. – Пошли,Николаша.

Коля угрюмо поплелся к двери. Родислав понял, что пареньхотел использовать полчаса свободы для встречи с приятелями, а присутствиесестры эти планы нарушает. Ничего, потом с друзьями пообщается.

Дети ушли, Николай Дмитриевич продолжал проводить ликбез сКларой Степановной.

– Разве у нас нет сметаны? – спросилРодислав. – Кажется, вчера ты покупала. Куда же она делась?

Люба молча открыла холодильник и достала сине-бело-желтуюупаковку.

– Ты специально отправила детей? – догадался он.

– Да. Я же видела, что ты хочешь поговорить. Давайпоговорим, пока папа и Клара Степановна увлечены беседой.

– Люба, ведь я видел его, – сдавленным шепотомсказал Родислав.

– Я понимаю. Но что же делать. Родинька? Мы же не моглипри папе, при твоей маме и при детях признаваться в том, что ты не ночевалдома, правда? Если бы мы заранее знали, что так все обернется, мы придумали быкакую-то причину, по которой тебе нужно было выйти из дома. Например, у меняразболелся зуб, и ты ездил в дежурную аптеку за анальгином, а на обратном путивстретил убийцу. Но мы заранее не договорились, ты сразу сказал, что ничего невидел и спал дома, и у нас просто не было другого выхода.

– А как выглядит этот Геннадий… как его?

– Ревенко, – подсказала Люба. – Невысокий,крепкий такой, много седины, он рано стал седеть. Лицо грубое. А тот, кого тывидел, как выглядел? Так же?

– Нет. Он был совсем другим. Довольно молодой,стройный, и седины никакой не было. Лица я не помню, да я и не разглядывал,наоборот, я думал, что это кто-то из соседей, и старался отвернуться, чтобыменя не узнали, так что в лицо ему не смотрел. Но получается, что это был точноне муж. Ужасно, ужасно… Теперь я даже не смогу дать показания – НиколайДмитриевич узнает.

Люба засунула в духовку противень с пирожками и повернуласьк мужу.

– Думаешь, узнает? А как?

– Ты сама подумай: он представился, показал удостоверение.Теперь этот опер расскажет своему начальству, что познакомился с заместителемминистра Головиным, а те-то и рады будут прогнуться при каждом удобном случае,так что постараются, чтобы твой отец получал всю информацию о ходе следствия. Ядаже не исключаю, что он сам проявит инициативу и будет интересоватьсярасследованием. Он сразу же узнает, что я давал показания, потому что былсвидетелем. Нет, теперь мне придется молчать.

– Ничего страшного, Родинька, – Люба ласковокоснулась пальцами его руки. – У вас в милиции работают опытныепрофессионалы, они и без твоих показаний разберутся и найдут виновного. Неказни себя. Ты действительно не мог поступить иначе. Конечно, это я во всемвиновата.

– Ты? – вытаращился на нее Родислав. – Аты-то в чем можешь быть виновата?

– Ну как же, Родинька, когда ты мне рассказал, чтовстретил на лестнице какого-то мужчину, я должна была сама подумать, какиемогут быть последствия, и предложить тебе вариант правдоподобной лжи, есливдруг что… А я ничего не предприняла. Мне надо было предвидеть, что все можеттак обернуться, что нас могут спросить про этого мужчину.

– Ты должна была? А я, выходит, не должен был? –скептически переспросил он.

– Родинька, тебе было не до того. Ты ночь не спал, тынервничал, ты переживал за Лелю, у тебя совсем другое было в голове. Я сама вовсем виновата. Ничего, все будет хорошо.

Она еще долго что-то говорила, одновременно нарезая овощи иочищая картофель, и Родислав постепенно успокаивался. Действительно, в милицииработают настоящие профессионалы, уж ему ли не знать, и они обязательно во всемразберутся и без показаний Родислава Романова.

Заканчивался второй год обучения Родислава в адъюнктуре, емуприходилось почти ежедневно ездить в Академию: если на первом году обученияадъюнкты должны были посещать занятия для подготовки к сдаче кандидатскихэкзаменов, то на втором году за ними закрепляли учебную группу, в которой онивесь учебный год вели занятия со слушателями по своей специальности. Конечно, кчтению лекций их не допускали, а вот вести семинары и практические занятия –милое дело. Когда при таком режиме писать диссертацию, Родислав не очень-топонимал, но, к слову сказать, написать ее особо и не стремился. Три годаадъюнктуры он хотел использовать для того, чтобы обрасти связями не только вМоскве, но и по всей стране, завести нужные знакомства и найти-таки возможностьоказаться в Оргинспекторском управлении Министерства внутренних дел. Емухотелось быть тем самым высокопоставленным чиновником, который регулярновыезжает на места для проведения проверок и осуществления контроля и передкоторым все заискивают, заглядывают в глаза и ходят на цыпочках. Он знал, чтопроверяющих холят и лелеют, селят в самых лучших номерах гостиниц, кормят ипоят от пуза и устраивают различные «культурные программы», от экскурсий взаповедные места до посещения охотничьих домиков и «закрытых» бань со всемиприлагающимися к этому атрибутами. Но для того, чтобы получить соответствующуюдолжность, нужно было не только обрасти связями – нужно, чтобы Родиславазаметили. Одним словом, надо было, что называется, попасть в обойму. И онстарался изо всех сил, завязывал отношения с другими адъюнктами, спреподавателями, со слушателями и очень любил ездить с различными поручениями вминистерство, где тоже делал все возможное, чтобы произвести хорошеевпечатление и оставить по себе добрую память. Высокий, красивый, улыбчивый,обаятельный, общительный, он неизменно располагал людей к себе и вызывалдоверие. Зачем ему диссертация? Он хорошо помнил, как незабвенная Анна Серафимовнане уставала повторять: главное богатство человека – это люди, которые егоокружают, которым с этим человеком хорошо и которые всегда готовы прийти напомощь. Так что в Академии Родислав Романов занимался не столько научнойработой, сколько формированием своего окружения. Надо отметить справедливостиради, что он не делил людей на «нужных» и «ненужных», на «ценных» и «ценностине представляющих», он завязывал отношения со всеми и старался эти отношенияпостоянно поддерживать, много и охотно помогал своим знакомым, а если не могреально помочь, то всегда живо интересовался, как идут дела, проявляясочувствие и понимание.