Боги, кто скажет мне, почему он так меня бесит?!

Невозможный! Ведь невозможный!

Он абсолютно со мной не считается.

За кого он меня принимает? За юную девчонку с первого курса?

– Встречное заявление: демонстрацией своего перевозбуждения занимайся с другими, меня ты не впечатлил.

Взгляд болотного цвета глаз всматривался пристально, досконально. Болезненный узел завязался в груди, поймав на дне омутов то самое разочарование, проскользнувшее в его голосе в начале встречи.

И почему мне не плевать? С какой стати меня волнуют его эмоции?

Ответа на вопросы не нашлось, стало только больнее от услышанных слов:

– Знаешь в чем твоя проблема? – от тихого голоса по телу побежали электрические разряды. – Ты нарастила иголки, а пользоваться ими не научилась. Выпускаешь их по поводу и без, не понимая, что их используют во время опасности. Да только и различать ты не научилась. Для тебя все кругом враги, – он опустился до шепота, – но ты ошибаешься и боишься признаться. Ты даже боишься признаться, что хочешь меня.

В горле как ни кстати образовался ком, и сглотнуть его не получилось.

– Я не хочу тебя, – ответила в тон ему, растеряв воинственный настрой.

Губы Пантина и так были слишком близко, а теперь пропали даже те жалкие сантиметры.

Нежное прикосновение без напора, будто возможность оттолкнуть, увернуться, но я застыла, не в силах поднять руку, ногу – хоть что-нибудь! Даже магия словно исчезла, оставив один на один с наглецом.

Не дождавшись сопротивления, Пантин усилил нажим, подключив к наступлению язык и силу. Не ту, что причиняет боль, а ту, что пробуждает огонь. Везде, по всему телу.

Не хватало лишь рук. Мужских рук, которые так хотелось ощутить… почувствовать… Чтобы сжимал, ласкал…

О, стужа. Куда меня понесло!

Наплевала даже на слова, сказанные несколько минут назад.

– Можешь врать сколько угодно, – прохрипел Пантин, упираясь лбом в мой лоб и жадно дыша, – но тело…

Ладонь практически невесомо коснулась шеи, плавно сместилась по прямой линии вниз, на грудь, и ниже, к животу. Выгнулась инстинктивно, следуя за рукой.

– …не обманет.

Слова потерялись где-то в пространстве, так и не достигнув моего сознания, и, как следствие, остались не озвучены. К сожалению… или к счастью.

Бросив еще один горячий взгляд на мои губы, Пантин развернулся и, не оборачиваясь, ушел.

Ушел.

Он оставил меня возбужденную. Снова!

Зарычала от сжигающего чувства неудовлетворенности, обиды на него и на себя.

Блестяще! Снег пошел. Прямо с потолка посыпался.

К черту. Даже исправлять не стану. Пусть сыпется, кого-нибудь порадует. А я – спать. Если теперь вообще получится заснуть…

Сон не шел.

Еще бы! Вот усни я сразу, едва закопалась в ворох подушек с отчаянным не то всхлипом, не то ревом – это было бы удивление. А так – ничего нового.

С потолка продолжал сыпаться снег. В медленном вальсе снежинки описывали пируэты.

Каждая – неповторима.

Каждая – прекрасна.

Растает и больше такой не будет. Не повторится, потому что каждый узор уникален. Пусть маленьким, едва заметным штрихом, но уникален.

Снежинки – единственное, о чем смогла думать, не испытывая разочарования, смешанного со злостью и приправленного не просто горсткой, а кучей обид.

Нет-нет перед глазами возникало лицо с наглой ухмылкой и горящим взглядом. Белые волосы, торчащие в разные стороны, в которые хочется запустить руку.

Пантин буквально въелся в мозг. Отравил собой каждую клеточку и не оставил антидота.

Он отрава, от которой нет лекарства. По крайней мере я не смогла его найти в своих чертогах разума.

Самое смешное, хотя и совершенно не веселое, это время.

Ему потребовалось ничтожно мало времени, чтобы занять собой все мое внутреннее пространство. И это невероятно выводило!

Кто он, чтобы думать о нем?

Обычный студент! Да сотни их здесь. Были и будут. Но нет. Пантин подобно снежинке – уникален. Можешь потратить век на поиски копии впустую. И даже, возможно, удастся найти. Только это будет копия. Что-то – несомненно важное – будет отличаться от оригинала. Сразу появится ощущение подделки. Обмана. Захочешь потребовать назад свои деньги, а спросить не с кого. Вроде как сама виновата – сменила бренд на подпольное барахло.

С…стужа! Услышь мои мысли кто-нибудь в здравом уме, и рассудок покинет несчастного. Он и от меня скоро сбежит с веселым: "Адьес, амигос! Тебе без меня намного лучше". И будет прав, потому что я на его месте уже бежала бы дальше, чем видела.

Трижды избитая подушка с глухим хлопком врезалась в стену и упала. Следом полетела вторая, третья… пятая… все к черту!

Накинула края одеяла на плечи и села посреди пустой постели почти в позу лотоса.

Крайне необходимо прийти в равновесие, и поможет мне в этом медитация.

Да. Она не раз и не два спасала от впадения в бездумное разрушение всего вокруг.

Контролировать ум… дисциплинировать эмоции… освободиться от шума мысли…

Длинный вдох и еще более длинный выдох… медленно…

Вдох… выдох…

Вдох… выдох…

Хорошо… Молодец. Я молодец.

Я успокаиваюсь и прихожу в равновесие…

Вдох… выдох… и…

Кто?!

В чью светлую голову пришла мысль постучаться именно в этот момент?!

В тот самый миг, когда я почти… почти успокоилась!

Нет, это невозможно! Невыносимо!

Все здесь раздражает меня, выводит из себя. Всё и все. Без исключения!

Разъяренной фурией подлетела к двери, дернула ручку на себя так, что та заскрипела.

– О, – выдал Клаус с улыбкой совершенно спокойного и адекватного человека, – я тебя разбудил?

Выдохнула как бык на корриде.

– Хватит спать. Свадьба через несколько часов, а тобой студентов пугать можно, – брат нагло подвинул меня с прохода и протиснулся в комнату.

Какого…

– … дьявола?!

Начало мысли озвучить я, видимо, посчитала не столь важным.

Клаус обернулся с недоумевающим видом. Мол, дьявола здесь нет, но и я очень даже ничего.

– Что, прости?

Конечно, братец, будь как дома. Садись на диван, закидывай ноги на столик, руки на спинку…

Почему бы и да, так?