раз производилась почти на границе ЗСМ чужой Системы, иначе до границ его собственной расчётной ЗСМ были бы почти сутки хода. Сейчас всё произойдёт гораздо быстрее. Это хорошо. И без того ожидание становится почти невыносимым.

«Экипаж». Это был голос пилота Скайдре. Холодный, сосредоточенный. Если временное отстранение на неё как-то и повлияло, для внешнего наблюдателя это воздействие оставалось недоступным.

«Согласно полётному расписанию».

«Наведение».

«К трансгрессии поля готов».

«Защита».

Суилия невольно встрепенулась, теперь её черёд, как пилота-навигатора. Пара команд на проверку и чёткий ответ:

«На пяти знаках от максимально допустимой».

Она почувствовала, как покалывает где-то в голове, это толща огромного корпуса пронизалась компенсирующей энергосеткой, теперь весь огромный корабль был разбит на «ячейки безопасности». Замкнутые на себя коконы даже в случае отказа основных систем позволят остальной части корабля порознь «разомкнуться», вываливая своё содержимое обратно в «физику». Впрочем, это было сделано на крайний случай, даже при существенных отказах в энергетической сети пилоты смогут пассивно вывести агонизирующий корабль на нашу брану и отправить сигнал бедствия.

Суилия помнила, что пропавшие корабли всё-таки были. И что с ними случилось, рассказать было уже некому. Не случалось только, чтобы корабль пропадал, не сумев прежде отправить спасительного зова, а потом его бы кто-нибудь находил. Метагалактика велика, но окружавшая наше звёздное скопление грандиозная пустота Войда была фактически бесконечна.

«Старт мин-ноль-пять-сек».

И только теперь Суилия нырнула в спасительное забвение пилотажного транса.

«Трансгрессия».

Чёрный дрожащий кокон разом сгустился, заглатывая корабль.

И тогда само пространство взревело, дёргаясь в агонии. Когда ударные волны остаточных полей ушли в бездну, на месте белой громады уже ничего не было.

Глава III. Выход. Часть 4

В этот раз всё было иначе.

Казалось, он уже избороздил эту Галактику вдоль и поперёк, да и интергалактические прыжки вместе с Легионом во чреве боевых транспортов КГС по первому требованию командования с «Инестрава-шестого» многие годы были для него обычной рутиной службы. Но теперь всё стало иначе.

После той метаморфозы, что произошла с ним на Альфе, после того, как за левым плечом у него поселился тяжёлый взгляд Духа, а в толщу информационных сетей проникло юное любопытное бессловесное существо, названное Эхом, всё изменилось раз и навсегда. Самые обычные вещи вокруг приобрели для него какое-то дотоле сокрытое измерение. Как будто он не просто ежесекундно пребывал в том состоянии всеведения, что было знакомо по пугавшим с детства приступам, но вдруг начал интересоваться не просто колючей, шитой грубой нитью изнанки вселенной, а самой её сутью, корнем всего сущего, подбираясь уже к самому главному — смыслу и цели существований его самого, Рэдэрика Ковальского.

И предстоящий им интергалактический бросок пугал не столько отсутствием на борту настоящего Избранного, что страховал бы шалопаев-пилотов, сколько всё растущей в нём с каждой секундой уверенностью — что-то их всех ждёт там, на том конце космического моста. Этот прыжок должен был стать для них всех, для экипажа «Эмпириала» и самое главное — для самого Ковальского не просто очередной проверкой на прочность, но главным экзаменом, после которого уже не будет пути назад.

Иначе зачем он здесь?

Нет, не так.

Иначе зачем его здесь оставили — одного?

И корабль словно чувствовал важность предстоящего. Во время локальных переходов жизнь в этой самоходной космической крепости не замирала ни на секунду, обычные человеческие чувства не позволяли заметить момент трансгрессии поля, так что укладывать каждый раз весь экипаж в защитные коконы и тем более в гибернационный сон не было никакой необходимости. Да и сам Ковальский научился не обращать внимания на едва заметный фазовый переход разом всей его внутренней вселенной.

В этот раз корабль вымирал целыми огромными секциями, пока, кроме погружённых в пилотажный транс Элементалов, на борту не остался лишь один человек, способный оценить всю грандиозную мощь того, с чем им придётся иметь дело на пути в точку промежуточного финиша, где можно будет скорректировать курс и сразу же совершить прицельный локальный прыжок непосредственно к месту прибытия.

Даже оставайся кто-нибудь на борту «Эмпириала» бодрствовать, вряд ли он бы смог во время пряжка почувствовать что-то особенное, фазовый выверт пространственной метрики в локальном балбе не искажал ни единого из фундаментальных взаимодействий, иначе корабль неминуемо прибывал бы к месту назначения облаком кваркового бульона или вырожденного нейтринного коллоида. Но для того, чьё чувство реальности простиралось далеко за пределы внешней силовой оболочки корабля-прим, этот прыжок становился чем-то иным, чем просто микросекундой ярчайшей вспышки.

Сейчас в реку континуума иной браны предстояло нырнуть с головой, уйти на самое её дно, чтобы оттуда выплыть в совсем ином месте и вообще говоря ином времени. Туда, где они окажутся, световой луч будет двигаться ещё сотни тысяч лет. Для наблюдателей Галактики Дрэгон человечество ещё носило шкуры, но, одновременно, уже отправило туда свои корабли. Таков главный парадокс межгалактического сообщения.

Огненная река сметает горизонты событий, как могучее извержение мантийного плюма не глядя уничтожает порождённый ею супервулкан, оставляя на месте некогда величественной горы зияющий рубец, кровоточащий лавой. Только энергии, что там бушуют, на много порядков выше всего, с чем человек имеет дело в самых грандиозных своих начинаниях.

Иная брана — совершенно чуждый мир. И сейчас человек впервые самостоятельно совершит управляемое планирование в этой геенне. И Ковальский, словно нарочно приставленный наблюдателем, продолжит безучастно следить, как случится это чудо, величие которого оценят только их далёкие потомки.

Наблюдателем, который потом сможет обо всём рассказать. Других способных на это на борту просто не было. Сам же Экипаж… возможно, в его памяти и останутся какие-то смутные образы, но это будут лишь визуализации напряжения внешних полей в гиперпространстве тактической гемисферы.

Давайте же. Ожидание стало невыносимым.

Команда ушла в управляющие цепи, и корабль, застывший на грани, послушно ухнул в никуда.

Это было похоже на грандиозную битву, чей эпизод удалось подглядеть неосторожному пилигриму, к несчастью своему не вовремя спустившемуся в долину со своих пустых и тихих гор. Там, где в нашей проекции континуума царила пустота и неспешность, в которой перемигивались безмерно далёкие и потому вечные звёзды, здесь приливными валами и ударными волнами неслись друг навстречу другу сгущения чуждой квазиматерии, её закрученные в спирали ленты скользили в пространстве-времени стремительными, непредсказуемыми, почти живыми, почти разумными движениями размахом на тысячи парсек, грозя поймать беспомощный корабль в свои гиблые объятия, не дать уйти, сокрушить, разом убив всё живое, что сокрылось в его стенах в тщетной попытке противостоять неведомому.