class="p1">— Всё, что смогли. Но у нас на борту почти нет тяжёлого вооружения…

— Я знаю.

— …и ещё проблема. Вся линия командования Пространственных Сил недоступна. А это, — кивнул он вглубь шлюза, — самый мощный штурмовик, который есть в нашем распоряжении. Всего пятнадцать килотонн.

— Этого вполне достаточно. А с командованием… потом разберёмся. У нас мин-сорок-сек до старта.

Флотский опять кивнул и жестом, как показалось, особо пригласил пилота внутрь. Суилия молча тронулась с места, тихий разговор позади был едва слышен.

— Это всё?

— Остальные Элементалы блокированы или не дееспособны, эту я выковыривал из недр самого корабля-прим. Кто сможет — присоединится к нам позже. Изнутри. Сейчас главное выиграть время, пока там у всех мозги окончательно не спеклись.

— Так точно, сорр. Проходите, я задраю люки.

«Я готова вести "Эмпириал". Я готова вести "Эмпириал". Я го… верьте мне, ребята».

Рубка штурмовика напомнила ей о тех временах, когда ещё зелёных, только начинающих помышлять о карьере пилота юнцов ярые инструкторы Галактума пытались заставить чувствовать подобную скорлупку продолжением собственных горячих пальцев, стать с ней единым целым, слиться… Тогда, на Силиконе, всё было до смешного просто. Кажется, теперь придётся повторить этот урок набело.

Ей снова предстоит кое-чему научиться.

Почти век ГКК залечивает раны, нанесённые его структуре катастрофой в Секторе Пентарры, которая повлекла за собой уничтожение крупнейшей Базы Корпуса в Галактике. Почти столетие кроваво-красные отныне крейсера косморазведки обшаривают приграничные области Галактики с одной лишь целью — разыскать скрывающиеся в чёрной бездонной пропасти пространства бесформенные туши рейдеров из мёртвой микро-галактики R-x.

Волею случая именно тому единственному, кто выжил в катастрофе начала века, выпал шанс поквитаться с врагом, быть может, именно тем, что ушёл от возмездия сил КГС после атаки на Пентарру. В конце концов, этим враг и отличается от других разумных рас Метагалактики. Он безлик и потому неразличим. Ты дерёшься с многоголовой гидрой террианских легенд, и это не новые головы вырастают во след обрубленным, это всё та же одна единственная смертельно опасная механоидная голова Железной армады.

Потому и нет радости в душе, нет ощущения, что довелось, вышло, получилось… Победы приходят и уходят, и только поражения навсегда остаются с тобой. Прошло слишком много времени, мой личный, карманный ад возмужал, стал глубже, плотнее, в нём уже нет места лишним чувствам. Врага тоже стало куда больше. Он ширился и рос всё это время, мой личный враг, я сталкивался с ним сотни раз в сотне воплощений, и уже позабыл то, самое первое. Где ты, мой гнев, где, моя ярость — одни воспоминания, отчётливые, но холодные. Зачем расходовать отведённые крохи эмоций на бездумное железо, что ярится сейчас за бортом «Эмпириала». Я иду к вам, но учтите, но в этот раз я не смогу проиграть, как бы вам и мне этого не хотелось.

Как не способен и выиграть. Чего так хотелось бы Совету. И не всё ли равно, очередная это изощрённая, нечеловеческая проверка или очередная превратность судьбы. Для тебя в том нет никакой разницы. Ибо твой враг, он внутри тебя, внутри твоей непогрешимой памяти, он остался там, где его не достанешь из главного калибра — в далёком невозвратимом прошлом.

Ковальский в последний раз оглядел тесную кабину штурмовика. Слева замерла, сжалась в комок девочка-пилот, которой вскоре предстоит совершить невозможное. Чуть позади ребята настраивали внешние каналы на работу прямыми импульсами. Им тоже будет сложно, но главное бремя — бремя решения досталось другим.

— Флот?

— Крыло ждёт команды.

Крыло… три десятка звеньев, а не крыло. Жалкая горстка ребят, идущих на верную смерть.

— Последовательность включения. Расчёт катапульт товсь. Паллов, не прозевай момент, вытащи столько, сколько успеешь. Пусть собирают Экипаж заново и помогают уводить корабль. Остальные крылья выпускайте сразу по мере готовности систем «Аоллы».

Ковальский почувствовал, как разом зажглась в черноте вокруг него россыпь тёплых огней. Раскрытых, дрожащих, голых нервов, едва слышно трепещущих под его взглядом. Они верили ему. «Вы уверены, Капитан?» — спросил его Борис. Капитан… он впервые назвал его Капитаном.

— Экипаж?

— Полная готовность.

Тонкий голосок, чуть дрожащий, с нечаянными детскими интонациями. «Ничего, девочка, после этого полёта ты станешь настоящим пилотом». Она тоже ни в чём не уверена. «Эхо будет тебе помогать. Там, в первые мгновения боя, ты проявила слабость, но не кори себя за это — никто из вас не смог бы совладать с такой лавиной. Ты правильно поступила тогда, справишься и сейчас».

— Церебр?

Мин-пятнадцать-сек готовность.

Ответ был слабым, с ним теперь едва могла говорить лишь та малая толика гигантских ку-тронных сетей корабля-прим, что его Эхо сумело выцарапать из лап врага. Ну, что ж, от церебра многое и не требовалось.

Пора.

Избранный сделал ход.

Пронзительный вопль пространства ударил по ушам, вбирая в себе дрожь материи и цунами силовых полей. Схватка, что разом ударила в пространство огненным ливнем, теперь стала для него лишь малой частью мира, требовавшего переварить всего себя в домне его сознания. Нечто вновь стало рядом с тремя витязями. Нечто неведомое, чего не понять человеку, да и не сможет человек пережить те мириады оттенков чувств, что стегали сейчас по его обнажённому «я». И тогда белый витязь в латах из света, чёрный витязь в латах из гнева и эхо витязя в латах из пустоты слились в одно целое, погружаясь в неведомое.

Хочешь править — перестань служить.

Хочешь познать — отринь в себе человечность.

Хочешь одолеть — забудь о победе.

Трое — одно.

Холод, отрешённость и безграничная мощь сознания.

Именем Совета — открыть шлюзы.

Целое пело Песню глубин.

Сотни тел, сотни глаз, тысячи килотонн, тераватты мощности стали единым целым.

И кулак ударил.

Глава III. Выход. Часть 5

Ковальский пришёл в себя с ощущением, что Дух уходил. Впервые казалось, что мудрое и могучее существо испытывает настоящий, неподдельный страх и потому старается устраниться, не показать слабости. «Да, даже ты не ожидал подобного. Рука Света, тебе открыта сама душа пространства, вот только — ад познания страшен даже таким, как ты». Нечто сокровенное уходило, утекало сквозь пальцы под тихий ропот Эха, что так любило задавать вопросы, под треск разрядов в пустом эфире, под отзвуки зова, что шёл откуда-то из потаённых глубин пространства, из того далёка, где таилась до поры всесущая Вечность.

Не сейчас, но позже, Её настанет пора вернуться.

«Эмпириал», отзовись!»