комплексов «Изабеллы Гриер». Время уходило, нужно было срочно принимать решение. Почему «Эмпириал» втянуло в вортекс чужого фазового перехода? Была ли это ошибка неверно проинтерпретировавшего выходной «зов» Экипажа, или это сам Ковальский невольно вмешался в гиперпрыжковые курсограммы и топологию внешнего поля, которые ему не нужно было уметь читать, он их просто чувствовал? Или это новая ловушка давнего врага, который научился приманивать человеческие трансгалы неким неизвестным до того способом?

Или так. Всё проще. Они должны были встретиться. Ковальский помнил слова ушедшего на покой инвестигейтора Кенстриджа. Кандидат найдёт себе цель. Он всегда её находит.

Что связывает бывшего Небесного гостя с флотом врага?

Ничего, кроме гибели Пентарры. Ничего, кроме возможной гибели «Эмпириала». Его сюда позвал Совет. Зачем он это сделал? Зачем?!

В недрах инфосетей корабля-прим, где-то совсем рядом с Экипажем, где всё это время мирно дремал спящий клубок непроницаемого чужого Эха, вспыхнул яростный свет. Посреди пустоты окружающего мрака, пронизанной лишь слабыми искорками уже приближающихся к колоссу полчищ крошечных на его фоне штурмовиков, прокатился грохочущий лязг, словно схватились одна о другую две титанических бронеплиты. Триединое нечто, почувствовавшее, наконец, горизонт событий, будто выпускало наружу излишки гнева, сдерживая самоё себя. Нужно подождать, не нужно бросаться навстречу зарвавшемуся врагу раньше времени, пусть думает, что ему снова удалось обойти судьбу, не нужно давать ему лишнего шанса… на этот раз он не уйдёт.

Вы двое, за мной.

И только тогда он ответил, наконец, на вызов Паллова.

Суилия продолжала неподвижно лежать в недрах персонального «кокона» последи толщи агонизирующего галатрампа, и это было единственное, что ей удавалось осознать с достаточной долей уверенности.

Вокруг разверзалась бездна хаоса, спутанный клубок квазиреальности, окутывающий её погруженное в транс сознание, дрожал от напряжения, грозя погрести под бурей обрушившейся на неё информационной лавины. Коллективный разум Экипажа рассыпа́лся, обрывались связи, уходили в никуда пилоты, сам корабль, их громадный эффектор, срывался на визг, словно готовый разорвать себя на части без помощи сторонних сил, вновь и вновь посылая Суилии топограммы царящего в его недрах безумия. Умоляя избавить его от этого кошмара.

Кто-то из Элементалов уходил со сцены тихо, теряя сознание от перегрузки, не в силах больше обрабатывать обрушивающуюся на них лавину сигналов. Некоторые предпочитали пассивной сдаче гибель, не желая покидать своё место в Экипаже, достаточно сильные, чтобы продержаться на пару мгновений дольше других, но недостаточно — чтобы восполнить собой зияющие в цепочках управления бреши.

Суилия краем срывающегося сознания помнила, как вдруг закричал в канале от боли второй пилот «Аоллы», помнила его искажённое лицо, на короткое время проступившее посреди россыпей звёзд. Суилия же, волей случая оказавшаяся в самой спокойной гавани среди информационного шторма, раз за разом совершала последние беспомощные рывки, пытаясь не то дотянуться сознанием до управляющих цепей ходовых камер, не то наоборот, ничего не трогать, избавиться наконец от потока запороговых импульсов, пронизавшего её насквозь. Пилотажный транс не избавлял Элементалов от осознания творящегося вокруг, но реальность в нём искажалась настолько, что вот этот энегровод казался ей сейчас более реальным, чем воздух, которым она дышала. Внешние оборонные комплексы рывками поднимали мощности, и им, энергетической секции, оставалось только держать канал, уже не думая о том, чтобы зацепиться сингулярностью за ближайшую звезду, держать, держать ходовые камеры.

Это было подобно тому огненному шторму, что царил в иной проекции, только вместо контролируемого полёта тут было хаотичное падение в бездну. Обезумевшие системы предавшего их корабля отвечали на её попытки вернуть контроль лишь этим чудовищным, невероятной силы набатом, что бил и бил по оголённым нервам. Казалось, она сама, её физическое тело, заживо спекается в этом аду, то, что обычно ощущалось её мозгом подобием тактильных паттернов, сейчас казалось плещущим ей в лицо расплавленным свинцом.

Настоящая, физически ощутимая дрожь огромного корабля уже добралась даже сюда, во внемерное пространство потоков информации, где последние не сдавшиеся члены Экипажа боролись с нежданной атакой. Это был конец, но Суилия, кажущаяся самой себе древним парусником, вышвырнутым за ненадобностью на прибрежный песок и заливаемым огнём грохочущего чуть в стороне вулкана, всё ещё пыталась совершать какие-то попытки восстановить контроль, чтобы можно было обернуться туда, к сходящему с ума Церебру, туда, где был эпицентр битвы за контроль над кораблём.

В конце концов, отрешённо подумала она, лучше гибель на посту, чем медленная смерть в толще мёртвого уже корабля, когда вновь и вновь бьёшься головой о невидимую стену, не в силах ничего изменить, пока не придет за тобой тот безумный ледяной мрак.

И — от этих мыслей — снова рывок, удар! Уже почти бессознательно она вдруг почувствовала чью-то волю, что грубо, но уверенно выдирала её ослабевшее в борьбе «я» из цепких объятий информационного потока, затопившего полумёртвые теперь недра сетей «Эмпириала». Это ощущалось как надёжное плечо, подставленное неведомым спасителем, крепкое пожатие посреди беснующегося моря. Она невольно дёрнулась, попыталась отмахнуться…

Новое ощущение казалось частью атаки, безумным порождением завывающего от тоски потока. Но нет, шаг за шагом, всё легче и стремительнее, она уже не ползла, она летела куда-то вослед удивительно детским глазам, которые обещали ей что-то беззвучное, но убедительное.

Он побудет за неё на посту. Она нужна в другом месте. Не здесь.

«Оставь! Я должна… должна держать канал!»

«Уходи, пилот, ты нужна кораблю, а я останусь… здесь».

И она подчинилась.

Марево, что плыло перед её глазами шумом ненастроенного канала, не давало толком понять, что происходит в сплюснутом сфероиде рубки галатрампа.

«…глаза, кругом глаза во тьме… некоторые лишены какой бы то ни было мысли, другие просто мертвы… Уже никто не борется. Это конец, Экипаж сдал вахту…»

— Пилот, очнись. Нет времени!

Голос, один только голос… где же она его слышала? В этом голосе была неожиданная нежность, даже ласка. Эти звуки, сквозь гром эха в ошарашенном мозгу, они подчиняли, одновременно даруя силу. Обязывали, словно вместо тебя произносили священную клятву.

— Пилот, вставай, ты нужна кораблю!

— Апро, сорр…

Она постаралась придать своему тоненькому девичьему голоску уверенность, которой не чувствовала. Куда ей встать, она же рухнет на пол и будет лежать так, ожидая свой близкий конец.

Встать.

Как удар хлыста, как наркотическая волна эйфории воли к жизни. Той, что, казалось, уже была утеряна навсегда. Да, она теперь пойдёт. Куда угодно.

— Апро, сорр! К вашим услугам, сорр!

Теперь она увидела лицо — их непонятный «пассажир» стоял пред ней, и лицо его блестело от пота, словно он сюда