Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ничего не думаю, — я принимаю положение полулежа, закидывая руки за голову. — Потому что не знаю. Но какая-то часть меня говорит, что довольно высокомерно для homo думать, будто они единственная разумная жизнь в необъятной Вселенной. Хотя бы по той простой причине, что если это является пиком разума, придуманного мирозданием за четыре с половиной миллиарда лет, если не больше, то я как-то не очень хочу принимать условия этого мироздания. Войны, насилие, разве это действительно является такой необходимостью? Выживание, скажете вы? Чушь. Человечеству дан интеллект, способный осилить космос, а они дубинами меряются. Ы-хы, мы своей дубиной можем поиметь другой материк… Дебилы.
— Мой дед, фронтовик, говорил, что мир это короткий промежуток между двумя войнами… Действительно грустно осознавать, что он прав, он уж это понимал наверняка — прямиком с Финской кампании под Ленинград угодить, — вздохнула Алиса.
— Вот и я о чем… И это даже не грустно. Это, блин, страшно.
— Давайте притормозим, пока не поздно? — покачала головой Аленка. — Вон, небо какое, чистое, а самое главное — мирное. На этом предлагаю и сосредоточиться.
Блин, да, стоило бы. А то так реально можно договориться, что остается только одна дорога — бытие экспонатом какого-нибудь музея при институте судебной психиатрии имени Сербского. Да и звук кита прямиком из моего живота тоже немного момент испортил. Отсутствие даже намека на пищу за сегодняшний день начало давать о себе знать.
— Можно сосредоточиться на том, что я нихрена сегодня не ел, — посетовал я.
— Ути, бедненький, — ответила Алиса с легкой издевкой. — Что думаешь, Ален, чем нашего спутника кормить будем?
— В данный момент если только каких-нибудь случайных жуков наловить, — жмет плечиком. — А если бы тут ползали муравьи, то можно их было бы наловить, посушить, растолочь, добавить воды и пожарить как котлеты. Сама не пробовала, но говорят, что на вкус, как рыба с лимоном.
Мать моя муравьиная матка…
Не, после такой информации, моей бедовой головушке точно надо проветриться. Примеряюсь к лесенке, и взбираюсь вверх, на край полувагона. Ощущение, конечно, весьма занятное — теплый ветерок проходит сквозь волосы, вокруг никаких признаков цивилизации, лишь уходящая в никуда однопутная колея железнодорожного пути, которая непрерывной линией следует за поездом, окруженная коричневой, почти лишенной растительностью почвой в бурых трещинах. Красота. Интересно, сколько мы уже так едем? А хрен пойми. Телефон как-то сейчас из кармана доставать не решаюсь — выроню еще, чего доброго, вот попадалово будет. Ни музыки, ни связи с XXI веком, вообще ничего… Ирония. Даже в восьмидесятых у человека будущего зависимость от телефона.
— Как виды? — доносится снизу голос Алисы.
— Деревья, деревья и еще раз деревья, — откликаюсь. — И… Ой, олени!
Действительно, поезд стремительно промчался мимо небольшой группы из пяти-шести особей, которые еще некоторое время с интересом провожали наш товар-вагонный состав.
— Олени? — всполошилась Аленка. — Блин! Все, Макс, слезай, тоже поглазеть охота!
— Не-а, — хмыкаю.
— Слезай, говорят!
Ладно, ладно, слезаю. Все равно там снова пошли одни деревья безо всяких изысков. А этого добра я уже сполна насмотрелся. Пусть ребенок радуется.
— А ты не хочешь посидеть на краюшке вагона? — спрашиваю уже у все еще сидящей Алисы, когда вновь ощутил почву под ногами и уступил свой наблюдательный пост Аленке.
— Да, — машет рукой. — Чего я там не видела. Тоска зеленая. Причем в прямом смысле этого слова.
Я сажусь рядом, причем намеренно делаю это как можно ближе к ней. Мы едва касались плечами, но даже так я чувствовал ее тепло и ровное сердцебиение. Хотя, может это мое собственное? Как я вообще в таком гаме могу что-то различить?
— У тебя эти твои затычки с собой? — тихо спрашивает девушка.
Я киваю и, не глядя, достаю из кармана коробочку из-под наушников и протягиваю ей белую капельку. Алиса бережно забирает ее у меня из рук и, помедлив, разбирается, как правильно устроить наушник в ухе. Даже без моей подсказки. Не то, чтобы я удивился, скорее, был рад, что не пришлось объяснять очевидные вещи и заставлять Алису чувствовать себя дурой.
«Wise man said just walk this way to the dawn of the light. Wind will blow into your face as the years pass you by…» — заиграли случайные Скорпы. Хотя песня в контексте ситуации случайной не выглядела. Пошлешь ли ты мне Ангела, Жизнь? Или ты уже… А я тут сижу такой идиот и выкобениваюсь. А ведь я просто хочу сделать как лучше…
Ей?
Или просто себе, а то, что ты делаешь лучше ей, ты просто себе внушил, использовав просьбу Панамки не делать Алисе больно, как удачный предлог? И ведь получается, что тогда я действительно такой эгоист, которым меня привыкли считать. Как-то теперь это стало признаваться с большим сожалением.
— Стремно было, на самом-то деле, — говорит Алиса.
— А? — я и правда не до конца был уверен, что правильно ее расслышал.
— Стремно было, говорю, — повторяет она. — Рискованная затея была. А то видала я этих, катающихся снаружи поездов. Совесть сейчас успокаивает только то, что я ради нее старалась, — девушка кивает в стороны довольно улыбающейся Аленки, которая все еще восседала на вершине.
У Двачевской совесть есть? Вот уж действительно открытие, так открытие.
— Мы с Дэном как-то пытались, помнится, зацепить электричку, — вспоминаю я с идиотской ухмылкой. — Попытка была, мягко сказать, неудачной. Даже несмотря на то, что мы так-то практиковались быстро залезать на сцепку и обратно в депо. Стоим, значит, ждем электричку, когда уже дело дошло до полевых испытаний. Ну, подъехала, Дэн первым быстро залез на сцепку, а я умудрился зацепиться курткой за решетку над фарой. Представляешь, поди, эту картину. А дальше пролезть не могу, в силу того, что куртка начала рваться. Пытаюсь отцепить ее, но увы мне и ах. Решетка явно не хотела отпускать мою одежду. Дэнчик ринулся мне помочь, но оступился и с матом грохнулся на рельсы. А там уже двери у электрички закрылись, тронется вот-вот, а я все еще пытаюсь отцепить куртку от решетки. В моей голове уже созрела картина, как я бегу следом за электричкой и красиво впечатываюсь в ограждение платформы. В общем, курткой тогда пришлось пожертвовать.
— Идиоты, — смеется Алиса. — Но тут уж явно не мне осуждать, мы с Аленкой тоже хороши. Кстати, ты вот про Генду вспомнил…
— Без задней мысли! — на всякий случай я примирительно поднял руки, мастерски изображая беспомощность. Зная, как она относится к нотациям… Причем, почему-то исключительно с моей стороны… — Затея, конечно, сомнительная, но что было, то было. Мне