уверены, что в вашем случае с этим вот идеалом все непременно будет раз и навсегда?

— Конечно, мы же похожи на наивных дурех, — фыркнула девушка. — Отношения это работа. Работа колоссальная. С большой вероятностью неудачи. Ты ожидал какого-то другого ответа?

— От кого угодно, но не от вас, — я сделал приветственный кивок поправкой очков. — Верно. Никто не застрахован. Вот, например, запретили вам есть вилкой. Причем в формулировке «никогда». Да, казалось бы, и черт с ней, можно ложкой, палочками, руками, но тебе сказали — нельзя, и сразу захотелось чего?

— Есть вилкой, — правильно поняла мысль Аленка. — Реверсивная психология.

— В точку! И, главное, вот они — вилки, лежат. Открыл ящик, их там полно. Длинные, короткие, трезубые, двузубые, серебряные, мельхиоровые… Да даже и алюминиевая сгодилась бы. Но нельзя. А еще вчера было можно. И вот в первую очередь надо задать себе вопрос — готовы ли вы бросить такое удобство, как вилка? Даже в случае наиидеальнейшей альтернативы?

— Макс, люди не столовые приборы, — с укором произнесла Аленка. — Тут все намного сложнее, чем банальное «назло маме отморожу уши».

— Знаю, Ален, — я в очередной раз затягиваюсь электронкой. Горчит, зараза. — Но в этом упрощении и вся суть. Если глубоко копать — можно запутаться. Правда всегда лежит на поверхности.

— Почему мне кажется, что для тебя правда это то, что ты хочешь видеть? — синие глаза девушки беззастенчиво пытались пробить в моей защите хорошую такую брешь. — Будто ты заранее готовишь определенный вывод, а потом просто подбиваешь к нему достойные аргументы?

А вот это было в корне неверно. Хотя первая часть тезиса была очень близка к правде. С некоторыми оговорками, разумеется.

— Мне даже немного обидно слышать обо мне такие предположения, — кривлюсь. — Просто, понимаешь, не привык жить в иллюзиях. Но-таки да, правда для меня именно то, что я хочу видеть. Потому что если я и хочу, что видеть, то именно, что правду. Понимаешь эту невольную тавтологию?

— С натяжкой, — ответила Аленка уже с улыбкой.

— А ты сам готов-то бросить вилку, Макс? — неожиданно серьезно спрашивает Алиса.

— Говорят, что если вилка выпала из рук — в дом пожалует женщина с недобрыми намерениями, поэтому бросать я ничего не собираюсь, — ответил я, как мне показалось, с изяществом. — А вот аккуратненько убрать в ящик… В целом, ответ будет, скорее, положительным.

— Ох, и зачем я вообще эту тему подняла… — пробубнила Аленка.

— Есть какая-то разница, какую тему поднимать? — интересуюсь. — Нам ехать еще черт-те сколько, давайте хоть время с пользой проведем.

— Только давайте говорить о чем-нибудь менее отталкивающем, чем отношения, — видимо, Алису и вправду это все достало. — А то мне Максу уже промеж глаз дать охота. Хотя объективно и не за что.

— А почему ж тогда охота? — удивляюсь.

— Да потому что! — закипает девушка. И все, никакой конкретики. Сидит, опускает очи долу, блин.

— Видимо, ей какая-то твоя фраза не понравилась, — принялась рассуждать Аленка. — Или слово. И это еще хуже. Фразу плюс-минус вычленить-то можно. А вот слово…

— Ты вообще на чьей стороне? — возмутилась рыжая.

— На вашей, — улыбается. И понимай ее как хочешь.

— А я догадываюсь, что ее разозлило, — хмыкаю. — Мое упоминание той фразы моего приятеля. Точнее то, что она немного противоречит мыслям, с которыми Алиса, кажется, заочно смирилась.

— Ты же сам знаешь, что у меня была причина, — мрачно ответила та.

Может, и не стоило сейчас косвенно упоминать то расставание Алисы с, как ей казалось, дорогим человеком в слегка юморном ключе. А с другой стороны, как иначе вытравить это из головы? Уж явно не посредством постоянного обмусоливания извечных страданий дурной юности. Она может обижаться, но я точно знаю, что поступаю правильно.

— Понимаю, — киваю я, неожиданно для самого себя беря ее за руку. Так нужно. — Но неужели в твоей картине мира не осталось места порядочным мужчинам? Которые не бросаются определенной фразой налево и направо?

— Это хорошая отмазка, кстати, — Аленка одобрительно улыбается, смотря, как трогательно мы с рыжей держимся за ручки. — Из серии — да, я тот еще кобелина, но я ведь не признаюсь никому в любви.

— Ты вообще на чьей стороне? — тут уже я возмутился.

— Ты знаешь ответ, — подмигивает девушка.

— Давай, Макс, парируй, — смотрит Алиса на меня с интересом.

— А чего тут парировать? — жму плечами. — Я считаю вообще излишней пошлостью копаться в прошлой жизни своего партнера. Прошлое оно на то и прошлое. Отпусти и забудь.

К моей радости, тут уже ни от кого возражений не последовало. И тишина. Никто пока не спешит дальше продолжать наши, в сущности, бесполезные разговоры. Только колеса стучат. Вообще не понимаю, как теперь могут таким образом все эти поезда проектировать, чтоб колеса не стучали? Тыдым-тыдым. Тыды-тыдым. Это же извращение самое натуральное.

— Но странный стук зовет в дорогу, — напел я.

— Может, сердца, а может, стук в дверь, — тут же подхватила Алиса.

— И когда я обернусь на пороге, — тихонько пропел Аленка.

— Я скажу одно лишь слово: «Верь», — закончили мы уже хором.

Все же этот чертов Питер можно любить хотя бы из-за Цоя. А так… Не испытываю симпатии к этому городу. Ничего личного. Просто есть своя история. Не очень приятная, и вспоминать ее без особой надобности ну совершенно не хочется. Так что возвращаемся из города на Неве к полувагону.

— Гитару бы сейчас, — грустно вздохнула рыжая. — И шашлык пожарить. Папа в свое время такие шашлыки делал, эх… как сейчас помню — сидим на природе, я, папа и собака, Буян мой. И гитара. Я так и норовлю собаке кусочек дать, а папа ругается. Чего, говорит, собаку балуешь…

— Знаете, — неожиданно быстро перескакивает с темы Алена, не дав мне нормально осмыслить сказанное Алисой. Да и сама рыжая тем временем как-то лицом побледнела, будто чего лишнего сейчас ляпнула. И так всегда, когда речь о семье заходит. Странно это все как-то. И наводит на определенного рода мысли. И я искренне надеюсь, что это просто мои додумки, и что с ее родителями все в порядке, а причина на самом деле в другом. Пожалуйста… — Смотрю я вот на небо и думаю, как это древние умудрялись нормальную психику сохранять, когда думали, что небо из синего хрусталя состоит. Ведь это все равно — пещера. Большая, светлая, но — пещера. Ужас…

— Ужас, — соглашаюсь после небольшой паузы. Уверен, нет смысла возвращаться к сказанному ранее Алисой. — А понимать, что там, за синевой, только черная и бессмысленная пустота — не ужас?

— Я бы сказала, что это вызов, — мелодично отметила Алиса. — Ты правда думаешь,