я удивляюсь, как я вырвался из этого ада!) Вечером выступили дальше и ночью прибыли в станицу Старо-Нижне-Стеблиевскую, она же по-казачьи Гривенская.

13 августа. Стоим в Гривенской. Наконец мы с остальной группой генерала Улагая. На Тимашевку, после нашего ухода, наступали красные. Юнкера со страшными потерями их отбили и начали отходить сюда. Вечером прилетел из Крыма аэроплан и долго кружился над площадью. Наш Фоменко на треноге варил кашу. Аэроплан низко спустился, уже видно летчика. Фоменко снял фуражку и, махая ею, закричал вверх:

– Земляк, спускайся до нас вечерять!

Аэроплан действительно спланировал за станицей. На нем прибыл начальник штаба Главнокомандующего генерал Коновалов, с особыми полномочиями. За неделю первый раз спал спокойно, на площади под повозкой.

14 августа. Сегодня наш полк опять выступает на позицию. Позиция будет в 18 верстах отсюда, на реке Протока, в станице Николаевской. Поручик Яновский посылает на позицию других телефонистов, нам разрешено отдохнуть. На позиции под станицей Николаевской идут жаркие бои. Беспрерывно слышен гул канонады.

Сегодня лежал часа два на берегу Протоки. Берега, обросшие ивняком, круто обрываются к реке. Высокие осокоры шумели своими серебристыми листьями. Их шум мне напомнил почему-то дом, осеннее время, сборы в училище. И мне стало грустно. Когда-то попаду домой? Настает осень. А конца нашей войне и не видно…

15 августа. Сегодня праздник Успения Божией Матери. Около полудня поднялась в станице стрельба. По улице несутся повозки. Наши повозки тоже понеслись. Я вскочил на одну. Все летят сломя голову. На улице крик: «Кавалерия!» Опомнились через час в камышах. Обозы пошли тихо. Не дай бог быть с обозом – всегда наделают панику!

Оказалось, что красные по Протоке подошли на речных пароходах и высадили конницу. Она промчалась по улицам станицы. Наш раненый командир полка тоже вскочил на подводу, и с ним еще несколько человек. Они мчались по улице, отстреливаясь из револьверов. Фоменко, выскочив на улицу, увидев скачущего к нему буденновца, не растерялся, прицелился и сбил его. Теперь он едет на его лошади!

…Мы идем по дороге вдоль Протоки. Это единственная дорога к морю, с обеих сторон непроходимые на много верст плавни и болота, так что красные нас не могут обойти. Ночевали на хуторе. Там установили радиостанцию и вызвали Севастополь. Будто бы получили сообщение, что за нами из Крыма идут пароходы.

16 августа. Утром двинулись дальше. Я еду с обозом нашей команды. Наш полк же остановился у входа в камыши, невдалеке от Гривенской, и будет там держать позицию. Везде по дороге пленные роют глубокие окопы в две или три линии. Здесь, наверное, будем защищаться, пока не сядем на пароходы.

К вечеру подошли к морю. По правому берегу Протоки, по которому мы идем, не подойти к морю, тут сплошные камыши. Левый берег открыт, виден рыбачий поселок (Ачуев) с маленькой церковью. Там будем грузиться. Целую ночь наши «понтонеры» строили мост через Протоку, на простых рыбачьих челнах, а поперек их клали заборы, ворота, двери и всякий подручный материал.

17 августа. Перешли через новый мост. У места погрузки установили 2 баржи рядом, сделали нечто вроде пристани, к которой могут подходить катера. Вдалеке стоят большие транспорты, они не могут подойти ближе – мелко. На них будут перегружать с катеров. Генерал Коновалов беспрерывно присутствует на пристани. Он в белом кителе. В первую очередь будут грузиться кавалерия и артиллерия. С позиции доносится страшная канонада, там наш полк.

18 августа. Утром прилетел большевистский аэроплан и бросил бомбы. Чуть было не попал в баржу, через которую идет погрузка. Погрузка идет полным ходом. Грузятся казаки. Главная возня с лошадьми: их приходится лебедками поднимать в море с одного парохода и пересаживать на другой. До нас очередь еще далеко.

19 августа. Мы стоим, как цыгане, табором. Повозки, повозки и повозки, везде костры. Жрать нечего, выдали знаменитую «керченскую» муку, из нее делаем «пышки» на морской воде; хорошо, солить не надо! Сейчас грузят обозы. Аошадей берут всех, а повозки только казенного типа. Много подводчиков едут с нами, не решаются оставаться. А тем, которые пожелали остаться, вернули лошадей, и они поехали через мост на Гривенскую.

К вечеру опять донесся гром канонады. Снаряды рвутся беспрерывно уже минут двадцать. После такой стрельбы, боюсь, и места не найдешь от нашего полка.

С позиции прискакал наш ординарец с донесением. Мы его окружили, расспрашиваем.

– Там Страшный суд! – махнул он рукой и опять ускакал.

Меня подзывает поручик Яновский:

– Сейчас же собирайтесь, поедете с Башлаевым на позицию.

Едем по старой дороге, за нами еще едет повозка с продуктами для полка. Позиция верстах в восемнадцати. Встречаем повозку с ранеными алексеевцами.

– Что там, на позиции? – спрашиваем.

Машут безнадежно руками. Мне начинает казаться, что нам с Кубани не выехать.

20 августа. Пишу в окопе. Вчера часов в 8 вечера прибыл сюда. За полчаса до моего прибытия наши отошли в новые окопы. Сейчас спокойно, но в окопах все сидят, боясь приподняться, так как красные в 200 шагах и тотчас же «посадят на мушку». Правый фланг упирается в Протоку, у обрывистого берега. Левый фланг клином упирается в густой камыш и вязкое болото.

Часов в 12 дня наша батарея, стоящая в полуверсте за второй линией, открыла огонь. Красные начали отвечать. Их шрапнель рвется над окопами. Картечь с диким завыванием местами сметает бруствер. Наши приникли к земле. Потом красные начали бить на удар. У нас вдруг перебита линия. Иваницкий, собравшись с духом, выскочил из окопа. Я взял трубку. Линия не работает. Ах, вот заработала! Лезет обратно Иваницкий. Слава богу, перебили всего в десяти шагах. К вечеру все утихло. Кухня поздно ночью привезла обед и ужин разом. Обед не то что на погрузке. Целый бык на 80 человек! Комары кусают, нет покоя.

21 августа. Ночь спали по очереди с Иваницким. Проклятые комары искусали страшно. Сижу на дне окопа и украдкой срисовываю полковника Логвинова. Сегодня в полдень была жаркая перестрелка, убито два офицера. Один из них приподнялся – вынимал что-то из кармана, – и хлопнуло. Они, прикрытые шинелями, лежат в окопе. Вечером со стороны красных понеслись крики: «Завтра все будете у нас! Смерть белогвардейцам! Раздави гидру контрреволюции!» – отборная ругань и т. д. Слышалось пение, крики. Очевидно, там шло пьянство. У нас же было тихо – ни звука. «Но тих был наш бивак открытый!» А налево, в камышах, несколько человек роют могилу. Нужно хотя бы как-нибудь похоронить двух товарищей. Они уже начали разлагаться.

22 августа. Часов