ненавижу злодеев как собственных врагов, но ни за что не стал бы убивать родную дочь лишь потому, что её сбил с пути колдун из злодейской секты, — отчеканил Фэн Цин.

Все невольно закивали: даже если Фэн Сяоци и сбежала, чтобы последовать за Цинлян Юем, Фэн Цин не дошёл бы до того, чтобы убивать по такому поводу.

Ли Ляньхуа покачал головой и медленно проговорил:

— Вы решили убить дочь не из-за того, что ей понравился Цинлян Юй… — Он пристально посмотрел на Фэн Цина. — Хотите, чтобы я озвучил истинную причину прилюдно?

— Вы… — мгновенно побледнел Фэн Цин.

Ли Ляньхуа поднял палец к губам, тихонько шикнул и повернулся к совершенно оторопевшему Бай Цяньли.

— Вы можете представить, зачем главе союза убивать родную дочь?

Бай Цяньли, одеревеневший всем телом, только покачал головой.

— Нет… совершенно не могу… Шифу никак не мог убить родную дочь…

— Вы ещё помните повешенную свинью в жилище Ван Баши? — вздохнул Ли Ляньхуа. — Ту свинью, с которой началась эта… безрадостная история?

Бай Цяньли всё труднее было удерживать в руке золотой крюк, вся ладонь была мокрой от крови из “пасти тигра”. Фэн Цин ударил с такой мощью скрытой силы — разве он мог не знать, насколько яростным было его желание убить?

Фэн Цин хоть и побледнел, но на Ли Ляньхуа смотрел всё с тем же безразличием.

— Хозяин Ли, было бы желание обвинить человека, а повод всегда найдётся? Сегодня вы опозорили союз “Ваньшэндао” и обязательно расплатитесь за это.

— Вы совсем не хотите услышать историю про свинью? — не придавая значения угрозе, настаивал Ли Ляньхуа.

— Если не позволю вам договорить, разве не будет вся Поднебесная смеяться, что союз “Ваньшэндао” не имеет снисхождения к людям? — холодно проговорил Фэн Цин. — Говорите! А когда закончите, ответите за каждое своё слово!

Ли Ляньхуа улыбнулся и похлопал в ладоши.

— В деревне Цзяоян ни для кого не секрет, что той ночью в третью стражу в дровнике, где жил Ван Баши, была повешена свинья, одетая в женское платье, и все цокали языками от удивления. В тело свиньи воткнули обломок копья, за пазуху положили бирку золотого листа союза “Ваньшэндао” и повесили в дровнике. Всё это, как ни крути, выглядело хулиганством, поэтому я тоже не обратил внимания. Таким образом, когда люди “Ваньшэндао” безуспешно искали дочь главы и приехали допрашивать свидетелей, я правда был всего лишь любопытным прохожим, но… — Он заговорил медленнее. — Пусть я и не знал, ни с каким умыслом повесили свинью, ни куда подевалась барышня Фэн из “Ваньшэндао”, однако с самого начала понял, кто повесил эту свинью.

— Кто? — растерянно спросил Бай Цяньли.

— Ни у кого дома свинья не пропала, так откуда же она взялась? — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Привезли за две сотни ли? Как можно незаметно проникнуть в деревню, не вызвав подозрений? Это свидетельствует о том, что свинья — из дома, где такая пропажа ни у кого не вызовет удивления, а также — что когда её везли по улице, это тоже не было чем-то странным… Так кто же? — Он говорил о повешенной свинье с большой радостью. — Кто знал, что Ван Баши в третью стражу обычно уходит выливать ночные горшки и не запирает двери? У кого может пропасть свинья, чтобы это не вызвало ни у кого удивления? Кто может открыто везти по улице тушу свиньи? — Он указал на Сань Гуая. — Разумеется, мясник, который торгует свининой.

Все невольно кивнули, в глазах отразилась мысль: “Вот оно что, так просто, и как только я не додумался?”

— Что до того, почему торговец мясом Сань Гуай решил повесить дома у Ван Баши мёртвую свинью… — снова заговорил Ли Ляньхуа. — Мне казалось… постороннему незачем строить дикие предположения касательно дружеских отношений, поэтому сначала я и не стал говорить, что, скорее всего, свинью повесил он.

Трепеща от ужаса, Сань Гуай смотрел на Ли Ляньхуа, от этих слов у него все волосы на теле встали дыбом.

— Но когда он отрубил ногу хряку, проткнул металлической палкой, изрезал голову и снова подбросил в развалины жилища Ван Баши, я понял, что ошибался… — Он медленно отчеканил: — Это не хулиганство и не насмешка, а кровавое обвинение, запечатлевшее убийство. Думаю, любой, кто видел этих свиней, способен понять — они повторяют обстоятельства гибели двух человек. Свинью повесили не для того, чтобы устроить представление или напугать Ван Баши, этим он говорил… кто-то умер… так же, как она.

На этих словах Ли Ляньхуа медленно окинул взглядом всех присутствующих, его глаза, тёмные, но ясные, излучали спокойствие. Все хранили молчание, вопреки ожиданиям, никто больше не заговорил.

— Кто же убил двух человек? И почему свидетель предпочёл рискнуть и подбросить мёртвых свиней, но не решился заговорить? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно было лишь спросить Сань Гуая, но тут крылась одна проблема. — Он посмотрел на мясника. — Раз он решился подбросить свиней, значит, считал, что преступник не сумеет связать его с ними. Если же я влез бы и по чистой случайности раскрыл злодею о существовании Сань Гуая, разве не было опасности, что его убьют как свидетеля? Так что я не мог спросить, а раз так, то что было делать?

Он помолчал, тихонько кашлянул.

— И тут, благодаря одной случайности, я заблаговременно узнал, кто убийца.

Глава 79. Повесть о повешенной свинье

— В кармане платья, надетого на свинью, Ван Баши нашёл три вещи, — сказал Ли Ляньхуа. — Плод акации, сухую ветку и лист бумаги. На бумаге написано нечто похожее на загадку, герой Бай очень заинтересовался ей, но, к несчастью, на самом деле она имеет мало отношения к убийце.

Он вдруг перешёл с “господина Цзиня” на “героя Бая”, и Бай Цяньли остолбенел с непривычки.

— Куда больше с ним связан плод акации, такие бобовые растут не в этой местности, а только в землях южных инородцев и глухих горах. А найденный в кармане плод не только свежий и блестящий, от него даже остался стручок — видимо, сорвали недавно и тут же привезли как диковинку. И кто же в последнее время бывал в южных землях? Глава союза.

— Глава ведь получил приглашение… — не удержался Бай Цяньли.

— Взял ли он с собой учеников? — усмехнулся Ли Ляньхуа.

— Э-э… — Бай Цяньли запнулся.

Ли Ляньхуа перевёл дух.

— Таким образом плод акации оказался в кармане барышни Фэн. Но хотя всем известно, что глава союза обожает свою дочь, довольно странно, чтобы отец дарил родной дочери символ любовной тоски. Однако…

О том, что