отец подарил родной дочери плод акации, он говорил рассеянно, последнее же слово произнёс отчётливо. Многие едва не пришли в ярость, но всё же решили сначала выслушать, а потом уже злиться.

— Однако… в стручке акации должно быть несколько плодов, почему же в кармане у барышни Фэн оказался только один? — Он пожал плечами. — Где остальные? Не забывайте, что это не только символ любовной тоски, но и сильный яд — и куда же подевалась эта отрава?

— Что… что означают ваши слова? — нахмурился Бай Цяньли. — Хотите сказать, шимэй… неужели шимэй использовала их, чтобы кого-то убить? Пусть она и капризная по молодости, но не стала бы вредить людям.

— Это всего лишь вопрос, — покачал головой Ли Ляньхуа. — Оказавшись во владениях “Ваньшэндао”, я удостоился доверия и услышал две истории. Первая из них — что жена главы союза скончалась вскоре после рождения дочери, и с тех пор он больше не женился, барышня Фэн очень похожа на мать, поэтому горячо любима отцом. Вторая — что “Яд первого ранга” Цинлян Юй под видом помощника повара проник во владения союза с намерением украсть у героя Бая меч “Шаоши”, в результате по какой-то причине барышня Фэн влюбилась в не ступавшего на светлый путь мастера ядов. Ради Цинлян Юя она похитила меч “Шаоши”, а когда он отравил Мужун Цзо, сбежала следом за ним.

Многие не знали об этом и с недоверием на лицах переглянулись.

Бай Цяньли медленно кивнул.

— И что здесь не так?

— Цинлян Юй проник в “Ваньшэндао” с намерением украсть меч “Шаоши”, это дело секретное. Юный герой Шао одарён умом и проницательностью превосходит других, ничего удивительного, что он это заметил. Но почему барышня Фэн тоже знала? — Ли Ляньхуа вздохнул. — По общим воспоминаниям, как ни крути, барышня Фэн была своенравной и неуправляемой девушкой из богатой семьи, разве могла она ни с того ни с сего влюбиться в кухонного помощника? И как Цинлян Юй мог довериться ей, раскрыть, что пришёл за мечом “Шаоши”? У них наверняка когда-то должна была состояться случайная встреча, о которой никто не знал, а что могло свести барышню Фэн и помощника с кухни? — Он посмотрел на Бай Цяньли, на Фэн Цина и медленно проговорил: — Еда.

— Еда? — в недоумении повторил Бай Цяньли.

— Да. Мне неизвестно, что тогда произошло, но Цинлян Юй был знатоком ядов, — медленно проговорил Ли Ляньхуа, — и если связать этот факт с едой, пропавшим ядом, барышней Фэн, то воображению предстаёт удивительная картина.

— Хотите сказать… — Бай Цяньли похолодел всем телом.

— Возможно… — перебил Ли Ляньхуа. — Кто-то отравил еду барышни Фэн, однако Цинлян Юй обнаружил это, вылечил её, и она влюбилась в своего спасителя. Это лишь догадка, — равнодушно проговорил он, — как и тот вопрос, она не имеет неопровержимых доказательств.

Но его “догадка” воистину ужасала. Вокруг утихли споры, все смотрели на него, словно их собственные головы перестали соображать.

— Знакомство Цинлян Юя и барышни Фэн вызвало у меня подозрение, что кто-то в союзе желает ей зла, — продолжал Ли Ляньхуа. — В саду возле покоев барышни Фэн валяется множество вещей, драгоценности, шпильки для волос, цветочные украшения из яшмы — если пересчитать в серебро, они стоят нескольких городов. Барышня Фэн ещё юна и не имеет дохода, все эти вещи, естественно, чьи-то подарки. Она круглый год живёт во владениях союза, не общается ни с кем из выдающихся личностей цзянху, так кто же приносит ей драгоценности? — Он слегка изогнул уголок губ и бросил взгляд на Фэн Цина. — Кто в “Ваньшэндао”, кроме главы союза, мог подарить барышне Фэн столько драгоценностей? Ничего удивительного, что отец балует дочь украшениями, но не слишком ли он переборщил с подарками, и не слишком ли испорчено вела себя девушка? — После крохотной паузы он продолжал: — Барышне Фэн едва исполнилось семнадцать, любящий отец прежде скрывал её во внутренних покоях, а два месяца назад неожиданно начал подыскивать подходящего жениха. Говорят, отбор прошли многие, но барышня Фэн отказалась выходить замуж и устроила скандал по этому поводу. Ей всего семнадцать, почему же глава союза вдруг решил, что её нужно выдать замуж? — Его улыбка стала чуть шире, он снова посмотрел на Фэн Цина.

Глава союза хранил молчание, холодно глядя на него.

— Среди вещей, выброшенных барышней Фэн, была курильница. — В этот момент улыбка Ли Ляньхуа поблекла, тон постепенно стал почти невыразительным. — А в ней — кусочек мускуса превосходного качества, с одной стороны горевший, а потом погашенный. Мускус сам по себе обладает сильным ароматом, его вообще-то не требуется зажигать, и барышня Фэн забросила курильницу так далеко. — Он посмотрел на Фэн Цина. — Это чистый мускус, ароматный в сухом виде, не предназначенное для воскурения благовоний лекарственное средство — кто поставил курильницу с ним в комнате барышни Фэн? Кто зажёг? Вы подарили ей плоды акации, украшения, неожиданно решили выдать её замуж, в её комнате кто-то зажёг мускус, и вероятно, кто-то отравил её пищу — а ведь мускус используют как средство, чтобы случился выкидыш…

— Замолчи! — рявкнул Бай Цяньли. — Ли Ляньхуа! Я проникся к тебе уважением, а ты несёшь этот вздор? Оскорбил не только моего шифу, но и мою шимэй! Ты… Подлый человечишко!

Вокруг загудели, всех сильно поразили слова Ли Ляньхуа “средство, чтобы случился выкидыш”, и каждый понимал, что это значит…

Значит, Фэн Цин имел безнравственную связь с Фэн Сяоци, и она забеременела. Все попытки выдать её замуж и избавиться от ребёнка провалились, и тогда ему пришлось убить собственную дочь.

Если причина такова, то это и правда мотив.

Кто поверит, что глава союза “Ваньшэндао” Фэн Цин, всегда вежливый и утончённый, увлечённый садовод, начитанный и скромный благородный человек, способен на такое?

Лицо Фэн Цина потемнело.

— Ли Ляньхуа, если не предоставишь доказательств в подтверждение своих слов, мне останется только убить тебя сегодня же — иначе не усмирить гнев “Ваньшэндао”.

— Желаете ещё раз посмотреть на них? — Ли Ляньхуа опустил руку и указал на землю. — Доказательства, возможно, на их телах.

Фэн Цин остолбенел.

— Это вы! Вы убили её! Вы убили её! — снова закричал Сань Гуай, вдруг схватил лопату и как безумец принялся яростно копать. Вскоре в земле образовалась яма, показались две циновки. Сань Гуай спрыгнул в яму и сорвал одну из них. — Она носила вашего ребёнка!

Бай Цяньли смотрел в ужасе: труп уже вздулся, черты лица исказились, длинные волосы растрепались — в земле лежала его не видавшая мира, капризная и своенравная шимэй. Он и представить не мог, что увидит её такой.