Глава 65

Милана

С последними замиравшими звуками его голоса, следуют подлинные взрывы восторга. Его облик, голос приводит меня в болезненное напряжение. Словами песни он придает робость моим глазам. Я вижу, как губы его шепчут, словно как в тот час первого признания: «Люблю», — и я склоняю взгляд, чтобы не сказать те же слова, неудержимо вырывающиеся из треплющего грудь сердца. Обжигая меня пламенным дыханием, я, потрясенная, во власти охвативших чувств, внезапно вздрагиваю от резкого звука скрипки, соображая, что все завершилось, и мы начинаем привлекать гостей. Я резко вытаскиваю ладонь из плена мужских пальцев. Джексон, очнувшись, но все еще не стирая этот прикованный взгляд, не поворачивая головы, уходит задом. Я стою в каком-то особенном оцепенении, с мечтательной поволокой в глазах, пока не появляется Питер, который невесомо проводит меня вперед к танцующим, вызывая к жизни мои зажатые мышцы ног. Прислоняясь ко мне и подавая мне бумажный свёрток, сомкнутый втрое, он зажимает его в моей руке пальцами своих рук, со словами:

— Это единственное, что я могу сделать.

Стараясь унять бешено стучащее сердце, я еле спрашиваю:

— Ч-ч-что это?

На ушко шепчет:

— Ключ к твоему сердцу. И запомни: никто не в состоянии будет помыслить о вашей связи. Будьте откровенными друг с другом.

Сознание затуманено. Не пробуждается способность рассуждать. Невольно я с неуверенностью беру листок двумя руками; пальцы беспокойно шевелятся, с ребяческим нетерпением я вскрываю весточку, назначавшую свидание. Оцепенев от небывалого восторга, я ещё раз пробегаю по строкам, набросанных быстрым, крупным, старательно-разборчивым узнаваемым почерком, в обворожительном послании.

«Te espero…39 Следуй по разбросанным по полу замка лепесткам роз, и ты найдешь меня».

Минует полминуты.

Ощущаю, как печаль отходит под воздействием записки. Этот клочок бумаги враз меня исцеляет.

— Безумная выходка, Питер… — боязливо лепечу я, чувствуя, как разрумянилось лицо.

— Нельзя терять ни секунды на размышления, детка.

Окрылённая упоительным восторгом, вызванным долгожданными строчками, я решаюсь на всё потому, что люблю его.

— Беги, я прикрою.

Счастливая сознанием того, что сбудется то, что я долго ждала, я, кивнув и проговоря губами Питеру: «Спасибо», ускользаю в пёстрой танцующей толпе. Крупная звезда бежит за мной. Пробираясь сквозь чащи кустарников, я в спешке случайно укалываю себе руку шипом какого-то растения и молвлю: «Ай». Забегаю в укромное и защищённое от взглядов местечко в самом замке. Никакого освещения. Бреду по адресу, указанному в письме, утопая в темноте, и врываюсь во владения короля и королевы, отворяя дверь комнаты. Из окна едва падает свет, что можно уловить черты спального места, накрытого красным шёлковым покрывалом. Усыпанная живыми белыми розами, спальня передаёт что-то любовно-нежное, что наводит меня на мысль: «А не новобрачное ли это ложе страсти?»

Вся замирая, я стою; дрожащие тени прыгают по стенам. «Не передумал ли он? Сказал же, будет ждать…» Заслышав шаги, чьи-то быстрые движения, я стираю все-все мысли и становлюсь полубоком у окна. Страшно показываться друг другу. И стыдно. Ужасно стыдно. Не так давно я говорила криком, что нам не стоит видеться.

Поднимается дверной засов, увеличивая сердечный ритм. Неторопливой походкой, с такой томной медлительностью, вызывающей жар, он подступает ко мне. Стремящееся ко мне страстное мужское желание туманом затопляет мозг. Долетают обрывки лелеющей слух песни «When you say you love me» Josh Groban, скрашивая томительное молчание на фоне приглушенного шума свадебного пира…

Плывут в воздухе слова певца:

Когда ты говоришь, что любишь,

Все вокруг исчезает, и что-то замирает внутри…

Когда ты говоришь, что любишь,

Существуем только я и ты…

Образ материализуется.

Переполняющие грудь чувства, ни ему, ни мне не дают сказать друг другу. С плавностью я поворачиваю голову и снова погружаюсь в зеленый омут. Имя, долго терзаемое языком, принимает вид живого существа. Дурман сковывает, а вспыхнувшая чувственность, как электрический ток, воссоздает таинственную химию чувств. Он смотрит так, будто заглядывает в мою душу. Мое сердце отвечает на его биения тем же. Завороженная прелестью ночи, взглядом, вливающимся в сердце, оживляя поэзию, мою душу охватывает лирический восторг и во мне прорывается долго сдерживаемая страсть:

* * *

Помнишь ли ты, любимый?

Помнишь, как встретились мы?

После разлуки губимой,

Стольких лет одинокой зимы.

Помнишь, как глаза от счастья пылали,

В час долгожданной встречи.

Помнишь, как неистово мы дышали,

Возрождались жизни нашей свечи.

Помнишь, как друг к другу мы припали,

Ослепленные родным видением до слез.

Помнишь, как голоса наши звучали,

После сбывшихся блаженных грёз.

Помнишь, как в дрожи от страсти замирали,

Покрывая тела лепестками губ ненасытно.

Помнишь, как сердца наши гулко стучали,

А луна, переливаясь, подглядывала любопытно.

Помнишь, как разливаясь в златом сиянии,

Мы клялись в любви вечной.

Помнишь, как вспоминали минувшие свидания,

Представляли одежды подвенечные.

Помнишь, как крепко ладони держали,

В светлое утро надежды сладкой.

Помнишь, как долго их не отпускали,

Горячо целуя друг друга украдкой.

Помню, что оставить мне тебя пришлось…

Но я любила… любила до боли.

Помню, как всё внутри оборвалось,

Ведь разлуку навсегда мы так и не побороли…

Джексон спустя какое-то время, пропевает ту самую песню, взволновавшую меня, в ответ на мои строки, с каждым шагом становясь ближе до той степени, что мы на волосок друг от друга:

— What about now?

What about today?

What if you`re making me all that I was meant to be?

What if our love, it never went away?

What if it`s lost behind words we could never find?

Baby, before it`s too late,

What about now?40

В сиянии луны его голос проносится с особым трепетом.

Очутившись вплотную так, что чувствуется дыхание на лицах друг друга, его рука с удвоенной страстью обхватывает мой стан, распространяя жгучий огонь по телу, прямо раздевая глазами. Его взгляд рентгеном проходит по мне. Кровь закипает в мыслях. Его облик исполнен властности, черты лица дышат суровой решимостью. В сладостном томлении полумрака, мы не можем досыта наглядеться друг на друга. Пламя любви пылает в нас с еще большей силой, ибо страсти на расстоянии лишь укрепляются и приобретают могучий вес. Едва мы дотрагиваемся друг до друга, как сливаемся в поцелуе. Губы его, обдающие ванильным коньячным привкусом, так нежны, как плавящееся желе. Его поцелуй становится горячим, смелым и требовательным, что лишает мои легкие последних капель воздуха. С каждой минутой мы принимаемся целовать друг друга в каком-то исступлении, в сладком безумии. Объятая огнем, по моей спине пробегают мурашки, мной овладевает истома.