Сила его мускул, жар его тела, мощных бедер — заставляет трепетать. Рождавшееся между нами счастье в мгновении светится бесчисленными звездами. В его глазах — лихорадочный блеск, щеки пылают неукротимым вожделением. Его рука быстро проходит по линии ключицы и спускается по дорожке между грудями. С непристойными вольностями, предаваясь любовному исступлению, целуя жадными губами, он рукой нетерпеливо скользит по ягодицам и, подымаясь вверх, ласкает округлые полушария. Прижатая к нему, я чувствую его твердую вжимавшуюся в меня плоть. Совсем потеряв голову, я отзываюсь на его ласки, тая в руках, стискивая его шею.

Хрипловатый звук его голоса дрожит и тягуче разливается:

— Я рисковал обжечь тебя одним взглядом… Я так хочу сгореть в тебе… Тело иссыхает без тебя. Я ревную тебя. Очень. Ты моя. Никто, никто, кроме меня не может к тебе прикасаться. Никто.

Каждое его слово уносит меня в райские дали, будто я лишь перышко, на которое исходит пар его дыхания. От его внимания не укрывается ни одна часть моего тела.

Пламенем любви мы освещаем эту комнату, провалившись куда-то на мгновение, в обитель счастья.

— Я тоже ревну… — Последнюю фразу я не договариваю — он приникает к моим губам, устремившись с роковой силой желания. Взглядом этот человек с неукротимым духом пронизывает мою грудь, опускающуюся и поднимающуюся в такт бешеного дыхания, пытает ощупью жилки и нервные окончания, встопорщившиеся под воздействием мужского обаяния. Его руки с такой точностью угадывают места на теле, нуждающиеся в ласках, что по телу прокатываются болезненно-сладчайшие волны.

С настойчивостью опуская меня на ложе из роз, влюбленный более чувственно продолжает терзать мои губы, покрывать пламенными поцелуями тело и неудержимо врывается в глубины, овладевая мною. Мало сдерживаясь в ласках, задыхаясь от страсти, как никогда ранее, то постанывая, то вскрикивая, мы соединяемся во властном порыве. Любовь сжигает нас, как лихорадка, отчего мы оба лишаемся рассудка.

В непередаваемо-сладком блаженстве, охмелев от наслаждения, вновь ощущая на себе все безумства и прелести любви, лежа в его в объятиях, я оглядываюсь, не в силах соображать и мыслить. Прижав ладонь к моей голове, он поглаживает меня, разливая по мне живое тепло. В безмятежном забытье, все еще испытывая потребность запечатлевать на его лице поцелуи, я не отстраняюсь ни на миллиметр, позволяя смешаться нашему дыханию. Как дороги нам губы любимого человека, по которым проходят токи интимности! С ними мы обретаем покой, плывя на прибрежных тихих волнах любви, в невыразимом молчании ночи.

Восход любви прекрасен. Он заставляет жить. Жить, растворяясь в счастливых мгновениях, как крупинки сахара в кипятке, придающие сладость, равнозначную получаемой сладости от светлых благоговейных минут бытия…

В ленивой неге блаженного спокойствия, усеивая друг друга бессчетными поцелуями, мы, опьяненные счастьем, извиваемся в объятиях. Мысль о том, что я все еще желанна, так согревает меня.

— Если бы ты знала, какое преступление я совершаю, находясь с тобой… — признается Джексон, прижимая меня к груди с удвоенным пылом. — Нет более влюбленных и более несчастных, чем мы.

Чувствую муку в его словах. Ощущение моей вины так остры. «Моя вина. Моя вина во всём. Он не должен так говорить».

— Нужно просто жить и наслаждаться тем, что мы имеем в это мгновение, — говорю я так медленно, будто диктую кому-то под запись.

— Пусть это мгновение будет вечным, — с глубокой частицей безнадежности, говорит Джексон.

Я приподымаюсь, обхватываю его ладонь, до этого ласкающую меня, и, смыкаясь с его глазами, сознаюсь во всех грехах в ночной час, придающий мне храбрость:

— Прости, прости, прости… — И ласково-просительным, болезненно-сентиментальным видом повторяю и повторяю: — Прости меня, любимый. Не ты, не ты совершаешь преступление. Это я не смогла унять обуревавшее меня чувство, я не сдержала свои слова и посмела перейти черту… Когда увидела тебя с той девицей на сцене, думала, что умру! Сердце так заколотилось, так завопило! Она так лупилась на тебя и не давала тебе шагу ступить! — С твёрдостью и уверенностью, но отрывисто продолжаю; голос немного подрагивает: — Ты из-за меня пострадал. Я… я не знаю, что со мной. Я поступила не по совести. Снова. Джексон… прости меня, прости, что я… Мне тоже следовало быть такой же отстраненной… каким пытался быть ты… А я… как… как… — подбираю грубое слово — заслужила этого, — как больной на голову человек… Я сбежала от тебя, а сама не могла не думать о тебе. Я всё помню, что говорила, я помню всё…

Заговорив с полной откровенностью, я испытываю душевное наслаждение от исповеди.

— Мила… — Шёпотом он пытается прервать меня, но я не позволяю этого ему и с настойчивостью любящей женщины указываю:

— Нет! Я не закончила. — И через секунду развиваю мысль о своей вине вслух: — Я с ним, чтобы помочь… Пожалуйста, верь мне. Сложно объяснить почему, но… я чувствую, что нужна ему. Знаю! Я худший человек, я преступница, так как обманываю его, обманываю себя, ввязала в это тебя, придумав, что я твоя сестра! Господи! О чем я только думала… — громче восклицаю я, злясь на себя. — Но, поверь мне, прошу… я не люблю его, я никогда его не любила. Я узнала, что такое любовь и как это любить, — с тобой. Любить так, будто другой — часть тебя, которую с таким трепетом и заботой ты оберегаешь… Я люблю тебя. Я всегда тебя любила. И каждую минуту, проведённую с ним, я думала о тебе. Во всём только моя вина. Знай об этом. Но не могу, — почти со слезами говорю я, — не могу я бросить его… Но, клянусь, я не изменяла тебе и в мыслях, верь мне, любимый. Дай мне время, пожалуйста, дай мне время помочь ему. Он уже начал делать маленькие шажки на пути к выздоровлению, у него появились силы и начали немного двигаться конечности. Я не могу разрубить в нем эту волю к жизни, сказав всю правду. Но ты же любишь, скажи, ты же любишь меня?! Ты же простишь, простишь меня?! Я не смогу жить, пока не узнаю, простил ли ты меня. Я не хотела своим выбором причинить тебе бол… — голос упал, — боль… Но я её причинила. Я её искуплю, я обещаю. Я сделаю всё, что ты мне скажешь. Накажи меня, как ты желаешь, сделай и мне больно, сделай… Только дай мне время немного, совсем немного. Я только помогу ему и… вернусь. Я ни за что и никогда бы не бросила тебя… — С пламенной убежденностью говорю неподдельно-искренне, что подтверждается слезами, как ручеёк, текущими по щекам. — Скажи, что ты