В глазах сиделки мелькнуло удивление.

— Я вовсе не уверена, что вам следует проводитьподобные эксперименты, — заявила она.

Но тут старшая покачала головой, подавая своей товарке знакне вмешиваться, и молча указала на дверь.

— Уходите обе, — тихим, но властным голосомраспорядился Майкл.

Сиделки повиновались. Мона плотно закрыла двери.

— Все это так странно, — пробормотала Лили. —Мы словно дети, которые выросли в семье великих музыкантов и при этом не умеютчитать ноты и не могут сыграть даже самую незамысловатую мелодию.

Только Пейдж Мэйфейр, казалось, не испытывала ни малейшегосмущения. Единственная из всех, она прибыла издалека. Ей не довелось житьпоблизости от Первой улицы, не довелось наблюдать, как обитатели этого домаоткликаются на невысказанные мысли собеседника с той же легкостью, с какойобычные люди отвечают на произнесенные вслух слова.

Пейдж положила свою маленькую кожаную сумочку прямо на пол иприблизилась к кровати.

— Выключите свет, — приказала она. — Оставьтетолько свечи.

— Вот еще глупости, — недовольно проворчалФилдинг. — Зачем это?

— Так будет удобнее, — пояснила Пейдж. —Надо, чтобы нас ничто не отвлекало.

Потом она устремила глаза на Роуан, медленно провелаизучающим взглядом от ее бледного лба до ног, слегка выступающих под одеялом. Ипо мере того, как Пейдж смотрела на больную, лицо ее становилось все болеепечальным, откровенно печальным и задумчивым.

— Все это бесполезно, — заявил Филдинг.

Несомненно, он устал стоять. Мона взяла его за руку и почтисилком подвела к кровати.

— Опирайся на кровать, прадедушка Филдинг, —сказала она, стараясь скрыть охватившее ее возбуждение. — Я держу тебя заруку. А вторую руку положи на нее. Одной руки будет достаточно.

— Нет, положите обе руки, — возразила Пейдж.

— Идиотизм какой-то, — пробурчал Филдинг.

Все остальные тоже столпились у кровати. Только Майклоставался в своем углу, но Лили сделала ему знак подойти. Все они возложилируки на Роуан, Филдинг неловко наклонился вперед. В тишине раздавалось лишь еготяжелое сопение да беспрестанное покашливание.

Мона касалась руки Роуан, мягкой и бледной. Ладонь ее лежалапрямо на одном из многочисленных синяков. Откуда взялись эти синяки? Судя повсему, этот тип грубо обращался с Роуан. Да, отметины явно оставлены егопальцами. Мона накрыла рукой темные пятна.

«Роуан, исцелись!»

Мона беззвучно произнесла эти слова, не дожидаясь остальных.Сейчас она чувствовала, что все, стоявшие у кровати, присоединились к еекраткой безмолвной мольбе. Она ощущала, как мольба эта обретала силу. Пейдж иЛили закрыли глаза, и лишь губы их беззвучно шевелились.

— Исцелись, — приказывала Пейдж.

— Исцелись, — вторила Мона.

— Исцелись, Роуан, — вслух произнес Рэндалл. Голосего неожиданнообрел звучность и решительность.

Наконец и Филдинг, захваченный общим порывом, издал какое-тонечленораздельное бормотание.

— Исцелись, дитя мое, — шептал он. — Пустьсила, которой ты обладаешь, поможет тебе. Исцелись. Исцелись.

Когда Мона открыла глаза, она увидела, что по лицу Майклаползут слезы. Обеими руками он сжимал правую руку Роуан. Вместе со всеми онтворил простое заклинание. Мона вновь закрыла глаза и мысленно произнесла,призывая всю свою силу:

— Вставай, Роуан! Исцелись!

Мгновение сменялось мгновением. Ничего не происходило.Иногда кто-нибудь начинал шептать вслух, или тихонько переступал с ноги наногу, или поглаживал безжизненное тело. Лили положила сухую старческую руку налоб Роуан. Майкл наклонился и коснулся губами ее волос.

Наконец Пейдж сказала, что продолжать дальше бессмысленно.Они сделали все, что могли.

— Ее причащали? — осведомился Филдинг.

— Да, в клинике, перед операцией, — ответилаЛорен. — Но она не умрет. Она в глубокой коме, но внутренние ее органыработают нормально. И в таком состоянии она может пребывать еще долгое время.

Майкл резко отвернулся к стене. Молчаливые, подавленные, онипокинули комнату.

Вернувшись в гостиную, Лорен и Лили как ни в чем не бывалопринялись разливать кофе. Мона принесла сливочник и сахарницу. За окнамипо-прежнему стояла тьма, холодная, непроглядная.

Большие часы пробили пять. Пейдж, вздрогнув, взглянула наних, словно в испуге, и утомленно прикрыла глаза.

— Ну что, убедились, что все это ерунда? —осведомился Рэндалл.

— Она не умрет, — откликнулась Пейдж. — Но мыничего не добились. По крайней мере, я ничего не почувствовала.

— И я тоже, — подхватила Лили.

— Так или иначе, мы совершили то, что должны былисовершить, — заметила Мона. — И это очень важно. Мы старались изовсех сил.

Сказав это, она вышла в холл. В какой-то момент ейпоказалось, что на верхней площадке лестницы стоит Майкл. Но это была всеголишь сиделка. Дом, как и всегда, был полон шорохов и других непонятных звуков.Мона торопливо поднялась наверх. Она ступала на цыпочках, стараясь, чтобыступени под ее ногами не издавали обычного разноголосого скрипа.

Лампа у кровати снова горела. В ее ярком желтом свете слабыеогоньки церковных свечей почти не были заметны.

Смахнув с глаз непрошеные слезы, Мона трясущимися пальцамисжала руку Роуан.

— Исцелись, Роуан! — произнесла она вслух. —Исцелись! Ты не умрешь, Роуан! Прошу тебя, исцелись.

Майкл неожиданно обнял Мону и поцеловал в щеку. Мона дажеглазом не повела.

— Исцелись, Роуан! — твердила она. — Я оченьсожалею о том, что сделала. Поверь, очень, очень сожалею. Прошу тебя, исцелись.Зачем нам все это… наследие, деньги и все прочее… если мы не способны исцелять?

В шесть часов тридцать минут утра Мона приняла важноерешение. Да, Мэйфейровский медицинский центр обязательно будет создан. Заветныепланы Роуан станут реальностью.