Сладкая дремота постепенно овладевала Моной. Она пыталасьвспомнить картины, которые видела во Флоренции, в огромном палаццо Медичи.Пыталась вспомнить семейный портрет, где Лоренцо Медичи смотрит в сторону,словно он только что увидел нечто любопытное. Моне было всего пять лет, когдатетя Гиффорд впервые взяла ее с собой в путешествие по Европе.

— На всех картинках здесь мамы с детьми! — заявилаМона, пройдя по залам палаццо Веккьо. Ей так нравилось скользить по каменнымплитам пола. И она никогда не видела столько картин сразу. Да еще и такихпохожих.

— Это Мадонна с младенцем! — строго поправила ееГиффорд. А потом наклонилась и поцеловала Мону в макушку.

«Спи, ты так устала», — донесся откуда-то издалекаласковый голос Гиффорд.

«Да, я очень хочу спать. Я сейчас усну. Но я должна сказать,что тогда, с Майклом… я сама не понимаю, как это случилось… И я вовсе нехотела…»

«Ты сама не знаешь, чего хотела. Но сейчас все это не имеетзначения. Все это ерунда. Ты так похожа на всех остальных Мэйфейров. Сначаласовершаешь опрометчивые, безрассудные поступки, а потом терзаешься раскаянием.Разве тебе не известно, что так происходит со всеми нами? Никому не удаетсяизбежать подобной участи».

«Ты уверена, что Роуан не возненавидит меня? Что случившеесямежду мной и Майклом — ерунда, которой не стоит придавать значения? Я недумала, что тебе это покажется такой уж ерундой. И вообще, мне трудно судить,что на самом деле важно, а что — нет ».

«Поверь, это все ерунда».

Наконец, прислонившись головой к шершавому стволу дуба, Монауснула.

Юрию нравился этот дом, стоявший на улице под названиемЭспланейд-авеню. Чем-то он напоминал палаццо в Риме или городской особняк вАмстердаме. Хотя стены его были сложены из кирпича и покрыты штукатуркой,казалось, что дом возведен из каменных плит. Окрашен он был в истинно римскийцвет, имперский пурпур, с бордюром глубокого охристого оттенка.

Эспланейд-авеню явно знавала лучшие дни. Тем не менееархитектура этой улицы восхищала Юрия. Все эти чудные старинные дома,построенные на века, были так непохожи на невзрачные коммерческие здания,окружавшие их со всех сторон. Юрию нравилось подолгу гулять по улицам, бродитьбез всякой цели, пока ноги сами не выводили его к границе квартала, роскошнойавеню, на которой некогда селились исключительно французы и испанцы. На этойулице до сих пор красовались особняки, сохранившиеся с тех далеких времен.Разумеется, во время этих прогулок за ним неизменно следовали двое. Они шли заним и сейчас. Но это ничуть не отравляло Юрию удовольствия.

В кармане он ощущал приятную тяжесть пистолета. Деревяннаярукоятка, длинный ствол. В случае чего он сумеет себя защитить.

Дверь ему открыла Беатрис.

— Слава Богу, дорогой мой, вы наконец пришли. Эрон ужевесь извелся. Принести вам что-нибудь перекусить или выпить?

Она бросила взгляд поверх его плеча. И конечно, увиделачеловека, стоявшего в тени деревьев на другой стороне улицы.

— Не беспокойтесь, мэм, благодарю, — ответилЮрий. — Я уже выпил чашечку кофе в одном из маленьких кафе. Я, видите ли,предпочитаю ужасно крепкий черный кофе.

Они стояли в просторном холле, откуда уходила вверхмассивная широкая лестница, которая на втором этаже разделялась на две узкие,ведущие в правое и в левое крыло дома. Пол был выложен мозаичной плиткой, астены оклеены обоями того же глубокого терракотового оттенка, что и оштукатуренныйфасад.

— Напрасно вы заходили в кафе. Я варю в точности такойкофе, как вы любите, — сообщила Беатрис и решительным движением помоглаему снять плащ. К счастью, пистолет был в кармане пиджака. — Я тожетерпеть не могу жидкое безвкусное пойло. Пойдемте в гостиную, успокоим Эрона.

— Да, да, конечно, — кивнул головой Юрий.

Гостиные располагались и в правом, и в левом крыле дома. НоЮрий ощущал, что откуда-то поблизости исходит тепло. В правой гостиной горелкамин, а рядом с трубкой в руке стоял Эрон, облаченный в одну из своихпоношенных шерстяных курток. И снова, увидев Лайтнера, Юрий поразился тому, какмолодо тот выглядит. Впрочем, энергия и бодрость, исходившие от Эрона, сейчасявно были приправлены гневом и подозрительностью. Вокруг рта залегли жесткиеморщины, и это делало выражение его лица более соответствующим возрасту.

— Нам поступило сообщение от старшин, — сообщилЭрон, не тратя времени на приветствия. — По факсу отеля «Поншатрен».

— Старшины используют подобные средства связи?

— Акак же иначе, — пожал плечами Эрон. —Сообщение написано на латыни. Обращено к нам обоим. Поступили две копии — длякаждого из нас.

— Старшины чрезвычайно заботливы.

Юрий оглядел комнату. Около камина напротив друг другастояли два темно-красных кожаных дивана, а между ними на полу был расстеленярко-синий китайский ковер. Стеклянный столик завален бумагами. На стенах взолоченых рамах висели картины, по большей части современные абстракции.Несколько столиков с мраморными столешницами. Немного потертые бархатные кресла.Свежие цветы, расставленные так, как их обычно расставляют в вестибюлях ихоллах официальных учреждений. Огромные букеты в фарфоровых вазах стоят подзеркалами и на каминной полке, которую украшает голова мраморного льва. Вседышит уютом и комфортом. В такой комнате приятно предаваться неспешнымразмышлениям. Господи помилуй, как нелепо обсуждать тут какие-то сообщения отстаршин.

— Садитесь, — пригласил Эрон. — Я переведувам сообщение.

Юрий опустился на диван.

— Не надо переводить, Эрон. Я читаю по-латыни. —Он слегка усмехнулся и добавил: — Иногда я даже писал по-латыни свои сообщениядля старшин. Исключительно ради того, чтобы не забыть язык.

— Да, да, конечно, — слегка смутился Эрон. —С чего я только взял, что вы не понимаете по-латыни? Старый надменный болван —вот кто я такой.

Он указал на два блестящих, гладких листа бумаги, которыележали на столике поверх кипы журналов. Юрий успел разглядеть, что по большейчасти то были журналы по архитектуре и дизайну — дорогие иллюстрированныеиздания, пестревшие фотографиями знаменитых лиц, именами модных дизайнеров иизображениями стильных шикарных вещей, которыми этот дом был наполнен доотказа.

— Вы не помните Кембридж? — спросил Юрий. —Забыли, как по вечерам я читал вам Вергилия? А еще я перевел для вас один изтрудов Марка Аврелия, не помните?