Приходится признать, что жулика хитрей и опасней правительственного чиновника ещё не выдумал свет. Взломщик, грабитель банков рядом с ним сущий младенец, немногим опаснее комара, тогда как правительственный чиновник вредней самой ядовитой змеи.

Вы только представьте себе, опытнейший коммерсант и финансист, провернувший за свою жизнь десятки, сотни тысяч выгодных сделок, заработавший на них миллионы, потративший не менее сорока миллионов только на поставки оружия американским колониям и ещё больше заработавший на обратных поставках колониальных товаров во Францию, несмотря на наглый отказ американского правительства поставки оружия оплатить, попадает в тупик. У него, по его собственному признанию, горит голова! Он в замешательстве. Он мечется по кабинету министра. Он видит, что его хотят обмануть. Он пытается догадаться, на чем его хотят обмануть, и не догадывается, не обнаруживает крючка, на который подденут его, тогда как у скромного правительственного чиновника крючок уже наготове.

Он вглядывается в лица министров. Боже мой, какие открытые, какие благородные лица! Сколько в них искреннего расположения, сколько честности, сколько желания соблюсти все его выгоды! Он вглядывается в лицо чиновника артиллерийского ведомства. Сколько скромности! Сколько смирения! Абсолютно ясно видать, что он тут не при чем, а что обстоятельства таковы, что он прямо обязан так поступить!

Никто не произносит ни слова. Тем не менее, чиновник удаляется в свою канцелярию, чтобы переписать заново уже готовые документы.

Пьер Огюстен возвращается, как он выражается, в нестерпимом смятении. Он намеревается написать министрам, что от сделки отказывается и просить вернуть ему его слово. И не пишет. Лица министров вводят его в заблуждение. Ведь на них ясно было написано, что они не хотят его обмануть. Стало быть, его отказ в этих условиях будет истолкован как жульничество, хуже того, как предательское желание предпочесть благу отечества и ассигнациям полновесное золото неприятеля. Что его в таком случае ждет? Ответ готов: про фонарь и аристократов он слышал тысячи раз.

На следующий день вечером он у министров. Скромный чиновник приносит документ в четырех экземплярах. Условие о хранении денег в сейфе нотариуса удалено. Вместо него поставлено, что поставщик шестидесяти тысяч ружей для блага отечества получил двести тысяч флоринов. Пьер Огюстен читает и чувствует себя мертвецом, которого вытащили из гроба. Что это: ловушка или через минуту ему в самом деле выдадут векселя? Он не успевает сообразить. Министры подписывают экземпляры как должное. Мол, видите, мсье Бомарше, полный порядок. Он колеблется. Ему вкладывают в руку перо. Он ставит свою подпись, как делал это тысячи раз, и просит вручить ему векселя.

Ведь опытный коммерсант, опытный финансист, а перед обыкновенным чиновником сущий пустяк. Перед ним разыгрывается замечательная сцена. Чиновник вдруг вспоминает, что у него имеется ещё один документ. Помилуйте, какой такой документ?! Да вот, и ему вручают тот самый фальшивый протест на будто бы неоплаченные ящики, в которые упакованы ружья. Поймите нас правильно, но нам только что стало известно, что данный протест рассматривается в суде и что до окончания судебного разбирательства на ружья наложен арест. Чего ж вы хотите? Ни один министр не может выдать вам векселя, пока его не снимут судебным решением.

Он изумлен и лепечет, как ему кажется, горячо:

– Но вы заставили меня признать акт, будто я получил деньги наличными!

– Это ничего не меняет. Достаточно составить дополнение к акту, в котором будет сказано, что в связи с данным протестом вы ничего не получите, пока он не будет снят.

– Но ведь по этому протесту дважды было отказано. Никаких претензий ко мне не имеется. Я никогда не имел дела ни с какими ящиками. Мой поставщик в Брабанте ему ничего не должен, на этот счет имеется документ. При чем же тут мое дело, которое имеет столь важное значение и застрагивает государство и мои интересы? Не губите сами то, в чем вы сами заинтересованы жизненно, ведь этот истец до вынесения окончательного приговора, которым ему будет отказано, по закону может воспользоваться тысячью и одной отсрочкой, и я никогда не получу своих денег, а вы не получите своих ружей.

– Этого министры сделать не могут.

– В таком случае расторгнем наш договор! Через неделю, самое позднее, вы получите свои пятьсот тысяч ливров, которые вы мне заплатили, и вернете мои облигации, оставленные в залог.

– Актов, которые подписали, не рвут.

У него на глазах составляется дополнение к документу, в котором указано, что он денег не получал. Он как в тумане подписывает его и уходит.

Он приходит в бешенство только тогда, когда за ним закрывается дверь проклятого кабинета. Его обвели вокруг пальца! Они получили оружие, поскольку оружие хранится в Голландии, а иск предъявлен во Франции! Они получили его деньги, по меньшей мере двести тысяч флоринов! Они задержали его облигации, отданные в залог, на семьсот пятьдесят тысяч флоринов! Они обчистили его, чуть ли не донага!

Старый человек, он почти бегом прибегает домой. Он вызывает нотариуса и адвоката. Нотариус подтверждает, что его обобрали министры. Адвокат утешает, что суд уже вынес решение, что в иске отказано, что арест будет снят в течение двух недель. Он в это, конечно, не верит. Ему уже удалось убедиться на опыте, что законы, изданные новым режимом якобы на защиту свободы и справедливости, в тысячу раз хуже законов, которые существовали при старом режиме. Новые законы как нарочно составлены на руку жуликам. Ведь очевидно, что претензий к нему никаких, но истец, за которым явным образом кто-то стоит и за это платит ему, подаст апелляцию, потом на апелляцию ещё апелляцию, и так без конца, так что судебный процесс будет тянуться лет десять. За это время министры получат оружия, в том случае, разумеется, если они действительно радеют о благе отечества и хотят его получить, в чем наконец у него возникают сомнения, при этом имея самое законное право не заплатить ему ни гроша. Такого мошенничества ему не могло присниться и в самом чудовищном сне, тем более наяву.

Что же ему остается? Ему остается спасать свою жизнь! Ведь над его головой уже висит обвинение. Стало быть, завтра этому обвинению будет дан ход, чтобы окончательно его погубить и уже не только задержать оплату и его облигации, но и получить полное право ими распоряжаться по своему усмотрению. Таков механизм! И механизм уже запустили, как запускают часы!

Он лихорадочно размышляет, каким чудом он может спасти свою жизнь. В голову ему приходит только одно: необходимо получить официально заверенный документ, что он не жулик, а патриот. Разумеется, такие документы не имеют никакого веса на уже настроенных весах нового неправосудия, но все-таки его лучше иметь, чем не иметь. Двадцатого июля он снова пишет министрам. Он в очередной раз изъясняет это дьявольское дело с оружием, но просит теперь лишь об одном:

«Перечитав спокойно договор, я не нахожу в нем и следа ни моей уступки, ни ваших обещаний на этот счет. Что представлю я в подтверждение министрам, которые могут сменить вас, если вы не дали мне никакого документа, который упоминал бы о моей добровольной жертве и послужил бы мне рекомендацией в их глазах? Я прошу вас по этой причине обсудить и решить совместно с начальником артиллерийского управления, который был докладчиком по этому делу и в связи с высказываниями которого относительно теперешних нужд военного ведомства я и отказался от обусловленного ранее помещения денег на хранение. Повторяю, я прошу вас обсудить, в какой форме может быть мне дан документ, который поможет мне получить, если возникнет необходимость, денежное воспомоществование, обещанное вами?