у противника припасено что-то ещё? Хотелось бы Оттону самому верить в это, но он чётко понимал, что вторую атаку они просто не выдержат, несмотря на всю стойкость и героизм простых солдат. По сути, их смерти выиграли дополнительное время…но для чего? Спасли ли они Серапис и их всех, либо же просто ненамного отсрочили его гибель?

Мысленно Оттон уже видел еретиков под стенами Атоллы. Пока что всё идет к этому, разве что астропатический хор ошибся, и на самом деле подкрепление появится здесь раньше, чем успеют остыть их кости. Да, Империум шлёт к ним целый карающий флот из тринадцати кораблей, с сотнями тысяч солдат на борту, но успеют ли они? Джейк вознёс молитву Божественному Императору и духу машины своего болт-пистолета. Владыка, быть может, его не услышит, но оружие точно не подведёт. Он не боялся смерти, тем более что каждая её секунда, как был уверен Оттон, была посвящена служению Богу-Императору, – однако намеревался всё же умереть с оружием в руке. «Будет, однако, обидно», почти отстраненно подумал он, «погибнуть на этой всеми забытой планете. Моя судьба – оказаться в кресле одного из Высших Лордов Терры, я знаю это. Мне ещё предстоит покрыть своё имя бессмертной славой. Я не умру здесь. Услышь мою молитву, Владыка! Разве я так много прошу»?

– Потери слишком велики…– снова пробормотал Вангиннем, тем самым случайно вернув Оттона в реальность. Взгляд пожилого генерала буквально впился в значения, отображенные на экранах когигаторов. – Велики…И у нас нет ни резервов, ни подкреплений… Всё, что есть, мы бросили в эту отчаянную мясорубку…

Джейк едва скрыл своё презрение. Жалеть имперских гвардейцев – всё равно что печалится о пылинках, улетевших в окно. Каждый из них расходный материал, который может стать хоть сколько-то ценным, лишь когда его много. В остальном же – чего им сопереживать? Солдат у Империума, словно грязи в подулье, всегда можно набрать новых, невзирая на потери. Другое дело, что с их гибелью становится меньше спин, за которыми он, Джейк Оттон, может укрыться. Как истинному воину Владыки, ему был неведом страх битвы, однако жизнь его стоила сотен тысяч всех этих пылинок, именуемых имперскими гвардейцами, и он не собирался ею рисковать без веской на то причины.

Должно быть, забавно они выглядят со стороны. Вангиннем лишь едва слышно причитает с уже остывшим рекафом в руках, Оттон от отчаяния даже не знает, какие приказы ещё отдать, а Торкве задумчиво молчит, в очередной раз вытирая взмокшие щёки.

Джейку это окончательно надоело.

– Сэр Вангиннем, посмотрите, – он указал на карту, – каким образом я перегруппировал оставшиеся силы на флангах. На мой взгляд, весьма удачная формация. Техника в тылу, ждёт своего часа, а артиллерия…

Эйст, кажется, всё же пришёл в себя, ибо достаточно внимательно слушал своего куда более молодого коллегу. Внезапно вмешался Торкве.

– Господа, извините, что перебиваю, но…у меня есть предложение. Вероятно, довольно рискованное, но я хочу, чтобы вы его выслушали.

Оттон и Вангиннем кивнули почти одновременно.

– А что если нам отступить ближе к стенам столицы, чтобы её орудия тоже учувствовали в битве? Уверен, это будет отличной огневой поддержкой нашим частям. Так же в случае прорыва основной линии обороны, мы сможем использовать силы защитников города. Иной поддержки у нас просто нет.

Оттон и сам думал об этом, так что предложение Торкве его не сильно удивило. Всё же что ни говори, а этот заносчивый сукин сын стал генералом явно не за красивые глаза. Другой вопрос, что эта мысль посетила его только сейчас – или же он обдумывал её всё это время? Впрочем, Оттону было всё равно.

– Звучит разумно, сэр Торкве, – ответил Вангиннем, наконец-то вспомнив про свой рекаф. – Но мне кажется, это…ну…

– Рискованным, – твёрдо закончил за нерешившегося старика Оттон. – Это весьма опасная авантюра, Торкве, и ты должен понимать, почему. Мы должны защитить столицу, а не она нас. Каждый шаг Врага в её сторону приближает нашу гибель, и, откровенно говоря, я не намерен облегчать ему задачу.

Взгляд Эйста изменился, словно он взглянул на ситуацию по-другому.

– Пожалуй, вы правы, Джейк. Действительно, идея неплоха, но слишком рискованна. Мы сможем задержать противника ещё на какое-то время, однако если оборона будет прорвана возле стен Атоллы, то это конец. Мы буквально выставим драгоценную добычу перед лицом грабителя. Да, я согласен с сэром Оттоном. Этого делать не стоит.

Торкве лишь пожал плечами и кажется, стал выглядеть даже немного спокойнее, словно ожидал этого отказа.

– Это было лишь предложение, господа. Я так же как и вы, желаю спасти Серапис и весь сектор Фарида.Оттон пропустил последние слова Лиама мимо ушей, вновь погрузившись в карту. Где же ударят предатели, и когда? В конце концов, как ни формируй оставшиеся силы, их точно сломит следующей атакой…

Но почему же, почему же враг бездействует?

Запах смерти в полевом лазарете отличался от того, что витал на поле боя, это Руксус понял сразу.Врачи, что притрагивались к нему, даже не пытались скрыть свои страх и презрение, однако продолжали осматривать его. Юный псайкер безмолвно хмыкал каждый раз, когда замечал озадаченность на их лицах. Действительно, весь его внешний вид казался абсолютно противоестественным, нарушающим все привычные законы физиологии обычного человека. Он не должен вообще оставаться в живых, и уж тем более относительно неплохо себя чувствовать, не прекращая одними губами смеяться над окружившими его медиками... Почти все его тело покрывали рубцы и шрамы, но больше всего было пятен немного белесой, совсем ещё новой кожи, возникшей на месте самых страшных ран. Если бы не собственные силы и биомантия он был бы уже мёртв. Нет… Слепой гордыне больше нет места в его сердце. Жизнь псайкера Руксуса Вилморта спас его лучший друг Альберт Доронто, и никто другой. Только благодаря нему он ещё здесь, среди живых, когда столь многие погибли. Однако объяснишь ли это обычным людям?

– Колдун цел и здоров, – заключил наконец один из полевых врачей, высокий худощавый мужчина с тёмной бородой, – разве что остались мелкие ссадины, которые мы, конечно, сейчас перевяжем… Однако всё же спрошу вас, господин офицер – а что это?

Не похоже, что лейтенанту Карлу Россе, которому вверили