Pont забирала под свой контроль производство плутония, а армия вела беспрецедентные строительные работы, перемещая сотни тысяч кубометров земли, Лео Сцилард, скованный режимом безопасности Манхэттенского проекта, в одиночку пытался освободить процесс принятия решений от ограничений, наложенных на него государством, и вернуть его в руки ученых-атомщиков.

Комптон сознавал масштабы проблемы. Он переслал обе записки Сциларда непосредственно Конанту, секретариат которого получил их 11 января 1943 года. «Случай Сциларда, вероятно, уникален, – писал Комптон председателю НКОИ, – тем, что он в течение нескольких лет в первую очередь занимался развитием этого проекта… Он, вне всяких сомнений, принадлежит к числу тех немногих, среди кого правительство Соединенных Штатов может найти обладателей основных прав на изобретение. Таким образом, этот вопрос имеет большое значение для нашего правительства»[2162].

Еще до того, как из Вашингтона успели ответить, Сциларду пришлось отражать одну неприятную атаку с фланга. Она только укрепила его решимость. Он выяснил, что французский патент, первоначально зарегистрированный группой Фредерика Жолио, был опубликован в Австралии и они с Ферми пропустили сроки опротестования. Некоторые из пунктов их изобретения пересекались с французским патентом. «Это, я боюсь, невосстановимая потеря», – сказал он Комптону. Теперь, по его словам, он начал записывать свои изобретения и надеялся в ближайшем будущем зарегистрировать несколько патентов. До этого он хотел бы перестать официально числиться сотрудником Чикагского университета во избежание юридических осложнений. Он по-прежнему будет продолжать свою работу в качестве добровольца, не получающего зарплаты: «В мои намерения не входит прерывать или замедлять ту работу, которой я занимаюсь сейчас в лаборатории»[2163].

Конант переслал письмо Комптона Бушу, который ответил на него лично и точно, со свойственной янки осмотрительностью. Все изобретения, созданные учеными после присоединения к проекту, принадлежат проекту, сообщил Буш Комптону; если только Сцилард не сообщил о своих предыдущих изобретениях Чикагскому университету, когда его принимали туда на работу, основания его позиции были весьма шаткими, если вообще существовали. Затем директор УНИР великодушно обрисовал принятую юридическую процедуру регистрации секретных патентов, после чего выбил из-под притязаний Сциларда последние остававшиеся основания: «Насколько я понимаю, в случае д-ра Сциларда никакие из этих шагов не были предприняты». Буш то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял идеи Сциларда о руководстве развитием атомной энергии автономной организацией ученых: «Мне кажется, что д-р Сцилард особенно заботится о том, чтобы результаты, возникающие из его ранней изобретательской деятельности в этой области, если таковые будут получены, могли каким-то образом быть использованы для развития научных исследований»[2164]. Он находил такое намерение достойным восхищения, но считал также, что правительство не имеет к этому вопросу никакого отношения. И полагал, что так и должно быть.

К тому времени, когда Комптон получил письмо Буша, у директора Металлургической лаборатории уже произошло еще одно столкновение со Сцилардом. Сцилард попросил прибавки к жалованью, которая соответствовала бы ценности его изобретения для проекта. Комптон считал, что Сцилард передал все права на свои изобретения государству на все то время, в течение которого он находится на государственной службе. Сцилард отказывался подписать продление своего трудового договора на этих условиях. Пытаясь удержать его, Комптон предложил поднять его зарплату с 550 до 1000 долларов в месяц, аргументируя это тем, что более высокая цифра «сравнима с жалованьем других основателей проекта, гг. Ферми и Вигнера»[2165]. Такой вариант мог быть приемлемым для Сциларда, поскольку он подразумевал особую ценность вклада трех физиков, предположительно с учетом их предыдущих изобретений, но Комптону нужно было заручиться согласием Конанта. До окончательного утверждения этого решения и подписания договора Сцилард должен был оставаться за штатом.

В конце марта Комптон сообщил Сциларду об ответе Буша. Ситуация не менялась до конца мая, когда Сцилард со сдержанным ожесточением заявил, что приступает к подаче патентных заявок. Он попросил Гровса назначить ему юридического консультанта. Военные придали ему флотского капитана Роберта А. Лавендера, работавшего с УНИР в Вашингтоне. Весной и в начале лета Сцилард часто встречался с Лавендером для обсуждения заявок.

Где-то в это время Гровс установил наблюдение за Сцилардом. Бригадный генерал все еще не избавился от той невероятной идеи, что Сцилард может быть германским агентом. В середине июня, когда эта слежка велась уже в течение нескольких месяцев, служба безопасности Манхэттенского округа предложила ее прекратить. Гровс, не раздумывая, отверг это предложение: «Расследование деятельности Сциларда должно быть продолжено, несмотря на отсутствие результатов. Одного письма или телефонного звонка в три месяца может быть вполне достаточно для передачи жизненно важной информации, и мы не можем полностью снять подозрения с этого человека, пока не будем знать наверняка, что он на 100 % заслуживает доверия»[2166]. Судя по всему, Гровс считал несогласие признаком неблагонадежности и полагал, что эти качества прямо пропорциональны друг другу: всякий, кто создавал ему такое количество проблем, как Лео Сцилард, не мог не быть шпионом. Следовательно, за ним нужно было следить.

Слежка за человеком, ни в чем не виноватым, но эксцентричным, быстро превращается в глупую комедию из жизни сыщиков. 20 июня 1943 года Сцилард ехал в Вашингтон; в рамках подготовки к его поездке агент военной контрразведки подготовил сводку его досье:

Согласно отчетам о наблюдении, Объект имеет еврейское происхождение, любит деликатесы и часто совершает покупки в магазинах кулинарии, обычно завтракает в аптеках[2167], а обедает и ужинает в ресторанах, много ходит пешком, когда не может поймать такси, обычно бреется в парикмахерской, иногда разговаривает на иностранном языке и общается в основном с людьми еврейского происхождения. Склонен к забывчивости и эксцентричности, иногда выходит из двери, разворачивается и возвращается, выходит на улицу без пальто и шляпы, часто оглядывается в разные стороны, как будто кого-то ищет или не уверен, куда хочет пойти[2168].

Вооруженный этими глубокомысленными выводами, вашингтонский агент наблюдал, как Объект прибыл в 8:30 вечера 20 июня в гостиницу «Уордмен-Парк», и составил его описание на этот момент:

Возраст – 35 или 40 лет; рост – 168 см; вес – 75 кг; телосложение среднее; цвет лица красный; волосы густые, каштановые, зачесанные прямо назад, слегка вьющиеся; легкая хромота на правую ногу, вызывающая опускание правого плеча; лоб покатый. Одет в коричневый костюм, коричневые ботинки, белую рубашку и красный галстук, без шляпы[2169].

На следующее утро Сцилард работал в Институте Карнеги с капитаном Лавендером. На одну ночь в «Уордмен-Парке» поселился Вигнер («Г-ну Вигнеру около 40 лет, телосложение среднее, лыс, еврейские черты лица, одет консервативно»), и два венгра, размышляя, вероятно, о справедливости,