поехали на экскурсию в здание Верховного суда (таксист «сообщил, что они не говорили на иностранных языках и ничто в их разговоре не привлекло его внимания… По его словам, у него более или менее создалось впечатление, что они “развлекаются”»). Вечером они сели «на скамейке у теннисных кортов [гостиницы], причем оба сняли пальто, закатали рукава и некоторое время разговаривали на иностранном языке».

Вигнер выехал из гостиницы рано утром; Сцилард поехал на такси в Штаб-квартиру ВМФ на углу 17-й улицы и Конститьюшн-авеню, «вошел в приемную… и сказал одной из сотрудниц, что хочет встретиться с капитаном Льюисом Штраусом по личному вопросу. Он утверждал, что записан на прием… Он также сказал сотруднице, что лично знаком с капитаном Штраусом и хотел бы поступить на службу во флот»[2170]. Научно-исследовательская лаборатория ВМФ продолжала работать независимо от Манхэттенского проекта над применением ядерной энергии в двигателях подводных лодок: возможно, именно в это учреждение и думал поступить Сцилард. Или же он пытался скрыть свои истинные намерения. Штраус отвел его на обед в клуб «Метрополитен» и, по-видимому, отговорил менять место работы; вернувшись в гостиницу, он телеграфировал Гертруде Вайс, что должен приехать в «Кингс-Краун» к 8:30 вечера, и в тот же день уехал в Нью-Йорк.

Поскольку Лавендер работал под началом Вэнивара Буша, его вряд ли можно было считать незаинтересованным консультантом. При следующей встрече со Сцилардом, 14 июля, он сообщил физику, что его документы «не дают описания пригодного для практической эксплуатации реактора»[2171], то есть, по его мнению, Сцилард не мог получить патент на это изобретение. (Через десять лет после войны Сцилард и Ферми получили совместный патент на изобретение ядерного реактора.) Тогда, если не раньше, Сцилард понял, что ему нужен свой собственный адвокат, и попросил предоставить допуск юристу, который мог бы представлять его интересы.

Исход битвы был почти решен. Сцилард отступил в Нью-Йорк. Теперь он вел переговоры не только с Лавендером, но и с подполковником Джоном Лансдейлом – младшим, начальником службы безопасности Гровса. В письме к Сциларду от 9 октября Гровс подводит итоги откровенного торга, в котором участвовали эти трое: «Вы получили [от Лавендера и Лансдейла] заверения в том, что, как только Вы получите возможность передать все права [на любые изобретения, созданные до поступления на государственную службу], будут начаты переговоры с целью приобретения правительством всех имеющихся у Вас прав и повторного принятия вас на контрактную государственную службу… Я вновь подтверждаю эти заверения»[2172]. То есть Сциларду предлагалось уступить свои патентные права, если таковые у него обнаружатся, в обмен на возможность работать над созданием бомбы с опережением Германии.

Встретившись в Чикаго 3 декабря[2173], Гровс и Сцилард заключили временное перемирие, которое генерал, возможно, считал капитуляцией. Армия согласилась выплатить Сциларду 15 416 долларов и 60 центов в качестве возмещения за двадцать месяцев неоплаченной работы в Колумбийском университете и на покрытие гонораров адвокатов.

Генерал несколько раз пытался заставить Сциларда подписать обязательство «не передавать какой бы то ни было информации, имеющей отношение к проекту, каким бы то ни было лицам, не имеющим допуска к ней»[2174]. Сцилард неизменно выражал устное согласие с этими ограничениями и столь же неизменно, из принципа, не соглашался ничего подписывать. Он намеревался продолжить свои протесты и начал новую кампанию 14 января 1944 года, написав Вэнивару Бушу письмо на трех страницах. Он знает пятнадцать человек, писал он Бушу, «которые в то или иное время были настолько недовольны [политикой информационной изоляции], что собирались обратиться прямо к президенту». Как обычно, главным оставался вопрос свободы научного слова: «Тем, кто обладает достаточной компетентностью, часто бывает ясно видно уже в момент принятия решений, что эти решения ошибочны, но… не существует механизма, который обеспечивал бы возможность выражения коллективного мнения или его официальной регистрации».

В этом письме Сцилард впервые выделил цель, выходящую за рамки задачи создания бомбы раньше Германии: он говорил о возможности применения бомбы и распространения зловещего знания о ней:

Если мир будет достигнут до того, как в общественном сознании появится понимание реальности потенциальных возможностей атомных бомб, заключение мира, основанного на реальности, будет невозможным… Допуская некоторые предположения относительно дальнейшего развития атомной бомбы в ближайшие годы… это оружие будет настолько мощным, что мир будет невозможен, если оно одновременно окажется в распоряжении любых двух держав, не связанных неразрушимым политическим союзом… Вряд ли можно будет добиться политических действий в этом направлении, если высокоэффективные атомные бомбы не будут применены на практике в этой войне, и понимание их разрушительной силы не укоренится в общественном сознании.

Именно этим Сцилард объяснял теперь свои нападки на армию и компанию Du Pont: «Для меня лично это, вероятно, является главной причиной недовольства тем, что происходит на моих глазах»[2175].

Буш отвечал, что беспокоиться не о чем. «Мне кажется, что, когда эта работа будет завершена, – писал он Сциларду, – из ее материалов будет ясно видно, что во всем этом проекте никогда не было никаких препятствий уместному выражению мнений ученых и специалистов в рамках соответствующих областей их деятельности»[2176]. Однако он был готов встретиться со Сцилардом, если тот этого желал. В феврале, готовясь к этой встрече, Сцилард подготовил сорок две страницы заметок. Многие из этих заметок касаются конкретных вопросов; тут и там среди них встречаются и фундаментальные положения.

Поскольку изобретения непредсказуемы, пишет Сцилард, «единственное, что можно сделать, чтобы наверняка добиться успеха, – это вовлечь достаточно большую группу ученых в размышления в нужном направлении, предоставив им все основные факты, необходимые для их привлечения к такой деятельности. Этого не делалось [в Манхэттенском проекте] раньше и не делается сейчас»[2177]. Он проследил результаты государственной политики ограничений:

Отношение к ученым иностранного происхождения, существовавшее на ранних стадиях этой работы, имело далеко идущие последствия, затрагивающие позицию ученых-американцев. Как только принцип возложения полномочий и ответственности на тех, кто обладает наибольшими знаниями и наилучшим суждением, оказывается нарушен из-за дискриминации ученых иностранного происхождения, соблюдение этого принципа в отношении американских ученых также оказывается невозможным. Если полномочия не предоставляются лучшему специалисту в соответствующей области, то, как кажется, нет никаких убедительных причин предоставлять их тому, кто занимает второе место: вполне можно выбрать человека третьего, четвертого или пятого уровня, смотря по тому, кто из них лучше всего соответствует неким совершенно субъективным критериям.

То, что Вигнер утратил энтузиазм еще в начале работы, было, по мнению Сциларда, «неоценимой потерей»; то, что Ферми был отставлен от работ