Кормак нервно провел рукой по волосам. Он думал, что ад когда-то творился в его семье. Но ему хотя бы помогали друзья. Харпер же была совсем одна. Неудивительно, что она так сильно беспокоилась о Лоле. Ведь ей приходилось самой воспитывать ее.

У Кормака было много вопросов. Но он молчал, понимая, что Харпер следует выговориться сейчас. И он слушал очень внимательно, буквально закипая от гнева при упоминании о бессовестном поступке ее отца.

Она обхватила себя руками и дрожала.

– Ты дрожишь, – сказал Кормак. – Я принесу кофту.

Харпер протянула руку и схватила его за запястье.

– Останься.

И он выполнил ее просьбу. Он не стал выпускать ее руку, а держал между своими ладонями и дышал, пытаясь согреть.

Харпер не отрываясь смотрела на него, продолжая свой рассказ:

– Однажды я увидела тебя за одним из столов под дубом…

– Позади корпуса, в котором мы занимались биологией?

– Точно. Ты сидел на столе, положив ноги на скамейку. На тебе была футболка с изображением динозавров юрского периода.

Кормак поморщился. Он не помнил это время, но эта футболка ярко всплыла в памяти.

– Ты казался каким-то отрешенным, и взгляд был такой дикий. Я никогда тебя таким не видела. А все твои друзья валялись рядом на траве, шутили, смеялись. Им не было до тебя никакого дела. И то, что никто из них не видел, что ты страдаешь, разозлило меня. Поэтому…

Она посмотрела на него и опустила голову. Впервые он видел ее такой застенчивой.

– Я подошла к тебе и поинтересовалась, все ли в порядке. Ты посмотрел как бы сквозь меня, и тогда один из парней, не Грэй, а Джош, вскочил и спросил: «В чем дело, Эддисон? Клянчишь деньги для китов? Или на помощь пятнистым совам? Или попрошайничаешь на обед?»

– Неужели это было?

Харпер отмахнулась:

– В таком месте, как залив Мун-Бэй, всегда заметят, что каждый день ты ходишь в одной и той же одежде. Это обязательно станет предметом разговоров. А затем Джош повернулся к тебе и произнес: «Что думаешь, Уортон? Дадим ей то, что она просит?»

Кормак напрягся.

– Пожалуйста, скажи, что я послал его.

– Не совсем. – Харпер с трудом дышала. – Ты посмотрел прямо на меня и спросил: «Кто это вообще? Она ничего от меня не получит».

Кормак застыл. Он ощущал необъяснимый холод. И только тепло ее руки согревало. Он потянул ее за руку к себе ближе, ожидая, что она отпрянет, отвернется, и тогда он отпустил бы ее в то же мгновение. Но, немного поколебавшись, она прижалась к нему.

– Я и правда так сказал?

– Слово в слово.

Кормак закрыл глаза и попытался представить себе ее чувства. Это было не сложно, она все подробно рассказала.

– Джош не был моим другом. Он тусовался с нами иногда. Он мог быть мерзавцем и в лучшие времена. И по какой-то причине он относился ко мне больше как к сопернику, чем к другу.

– Наверное, все дело в твоих отношениях с Тарой, – прошептала Харпер.

Она уткнулась ему макушкой в шею, и он, вдыхая запах ее волос, позволил себе прикоснуться губами к ее волосам, прежде чем прошептать:

– Если бы Джош решил, что ты что-то значишь для меня, он бы превратил твою жизнь в ад.

Харпер решительно вскинула голову и посмотрела ему в глаза:

– Но ведь я не значила для тебя ничего. И все равно… все равно ты пытался меня защитить.

– Если Джош собирался поразвлечься, доставляя кому-то неприятности, то я всегда с радостью охлаждал его пыл.

Глаза Харпер блестели от слез при неярком освещении. Она прижалась к Кормаку, а потом вдруг истерично засмеялась. Вскоре ее смех стал больше напоминать рыдания. Со стоном она согнулась и закрыла лицо руками. Рука Кормака скользнула по ее спине. Под тонкой тканью атласного платья он чувствовал каждый ее позвонок. Слышал каждый вздох. Он хотел спросить ее, в порядке ли она, но промолчал. Она явно не была в порядке. Это было очевидно с момента ее прибытия. Теперь он знал почему.

Она выпрямилась.

– В тот день моя жизнь круто изменилась. Я решила доказать всем: маме, папе, вообще всем, что я больше никогда не буду пустым местом. Я никому не позволю отмахиваться от меня, как от назойливой мухи.

Кормак всю свою жизнь чувствовал себя бесполезным. В конце концов, его отец каждый день говорил ему о его никчемности, и он почти поверил, что это так. Друзья помогли ему поверить в себя. Но у Харпер не было никого, кто помог бы ей справиться со всеми проблемами. У нее не было никого. Она все делала сама.

– Харпер?

– Что?

– Посмотри на меня.

Она глубоко вздохнула и посмотрела в его глаза. Он видел в них огонь, жизнь. Кормак так хотел поцеловать ее. Но им все же следовало еще о многом поговорить.

– Конечно, я прекрасно понимаю, как сильно был не прав, но позволь мне объясниться.

Она кивнула:

– Хорошо.

– В тот день, о котором ты говорила, я как раз убедил маму уйти от отца. Я потратил несколько месяцев на то, чтобы объяснить ей, что так поступить – правильно и разумно, а так же нашел комнату в приюте для жертв домашнего насилия. Я отпросился из школы, чтобы отвезти ее туда. Три часа дороги, и ее никто не найдет. Но так как я был уже достаточно взрослым, мне не разрешили остаться с ней. Что было неожиданно. Но мама убедила меня в том, что мне нужно остаться с друзьями. Да я и сам хотел вернуться домой, чтобы посмотреть в глаза отцу, когда он поймет, что именно из-за него мама ушла.

– И что случилось?

– Все было вполне предсказуемо. – Кормак поднес руку ко лбу.

Харпер проследила взглядом за его рукой и увидела бледную линию, пересекающую его бровь.

– Это твой отец сделал?

– И не только это. Когда отец все понял, он не сдерживал себя. Он целился мне в горло разбитой бутылкой, но не удержался и промахнулся.

– Точно, тот синяк под глазом…

– А?

– Я вспомнила. В тот день я заметила у тебя под глазом синяк. Это было так непохоже на тебя, поэтому я набралась смелости и подошла.

Кормак снова попытался представить ее в тот день. Девушка с большим сердцем, которая отбросила все свои страхи, чтобы подойти к нему и поддержать в трудный момент. В то время как его друзья не замечали, что с ним творится.

– После того случая с бутылкой я спал в местном парке, – глухо сказал Кормак.

Харпер повернулась и прижалась к нему, затем взяла его руку и прижала к своей груди.

– На следующий день Грэй потащил меня к своим родителям, и они предложили мне комнату в доме. Но я не мог принять это. Я был в ловушке так долго, я боялся, что проснусь однажды ночью и выбью окно, чтобы выбраться. И тогда они предложили мне дом у бассейна. Я мог его занимать так долго, как того хотел.