– Почти всю жизнь, – сообщил он.

Она помолчала, такая глупость не укладывается в голове, но умужчин дури много, кивнула на его амулеты:

– Зачем?

Олег посмотрел с вопросом в глазах.

– Обычно их прячут, – пояснила она. – Либодома в потайных местах, а если в дороге – под одеждой.

Олег пожал плечами:

– Не люблю ссор. Когда видят, что у меня их вонсколько, сразу смирнеют.

– Наверное, – сказала она задумчиво, – этотоже хорошо. Хотя и непонятно.

– Что непонятно?

– Почему избегаешь драк, – пояснила она. –Мужчины с такими кулаками обожают подраться.

– Драки ничего не дают, – сообщил он.

– А тебе надо, чтоб давали?

– Да.

Она фыркнула.

– Посмотрите на него. Какой мирный!.. Хотя да, камешкиу тебя очень непростые. Я половины даже и не знаю. Если бы вот те не были напочетном месте, я бы решила, что в самом деле простая галька.

– Лучше всех поет, – заметил он, – самаяпростая и невзрачная птичка. Соловей, если о такой слыхала.

Она сказала задиристо:

– Это я слыхала! Удивительно, что и ты слыхал. Тебе жемедведь на ухо наступил.

– Зато ничего больше не оттоптал, – сообщил онскромно.

Она сказала радостно:

– Но-но, не намекивай!.. Я девушка гордая. И твоизеленые глаза на меня не действуют. Не вздумай лезть ко мне ночью.

– Хорошо, – согласился он оскорбительнолегко. – Не вздумаю. И ты тоже.

– Что-о?

– Не лезь ко мне, – объяснил он. – У меняобет целомудрия.

Она охнула в великом возмущении:

– Я лезть к тебе?.. Да что ты о себе возомнил? Я вообщерыжих не выношу!

Она легла поближе к костру, хотя не зябко, но страшно, вдругиз темноты протянется хищная лапа и цапнет ее за ногу, потому она старательноподгибала их, подтягивала к подбородку и скручивалась так, что только спинагорбиком со всех сторон, а она внутри, как свернувшийся клубочком еж.

Олег, к ее разочарованию, лег по другую сторону костра, хотяничто не мешало лечь рядом, а там мог бы словно невзначай, якобы во сне,закинуть на нее руку, и тогда бы она могла с возмущением ее сбросить, какотвратительную змею, и покричать о мужском скотстве, о грубости, о дикости…

Правда, потом и она, уже в глубоком сне, во сне можно, моглабы прижаться к нему, сильному и надежному, этого у него не отнимешь, несмотряна все его недостатки, и даже если бы обнял ее за плечо, сделала бы вид, чтокрепко спит и не чувствует, зато так намного защищеннее и уютнее, чем сейчас,когда от костра слишком жарко, можно вообще загореться, а со спины не толькохолодно, но и страшно.

И все-таки даже на расстоянии она чувствовала исходящую отнего уверенность и защиту, повозилась, заворачиваясь в одеяло, как гусеница вкокон, а уснула быстро и неожиданно.

Проснулась, чувствуя себе свеженькой, отдохнувшей и даже неголодной. Что-то есть в присутствии большого сильного мужчины, когда если умоми страшишься, но верный женский инстинкт говорит, что на такого можноположиться, все сделает и обо всем позаботится.

Даже конь спокойно дремлет, как только его не увели этиразбойники. У них же расчет был и на то, что от волчьего запаха кони в ужасебезумеют и разбегаются, обрывая любую привязь.

От костра идет надежное сухое тепло. Толстый слой серогопепла, легчайшего и просто невесомого, покрывает крупные комья углей, и когдалегкий утренний ветерок сдул с боковых серое покрывало, обнажились с кулакразмером пурпурные раскаленные комья.

Послышались шаги, волхв вышел из-за дуба, такой же широкий вплечах, невозмутимый и вообще чем-то похожий, хотя, конечно, назвать его дубом– обидится. Так что надо попробовать.

– Доброе утро, – сказал он.

– Утро доброе, – ответила она. – Ты что, наохоту ходил?

– Не люблю зверей бить, – ответил он. – Да изачем?

– Как зачем? – переспросила она. – А вашизвериные мужские инстинкты тешить?.. Заодно и на жаркое добыть…

– По ночам сплю, – сообщил он. – А еды у насхватит.

Она кивнула:

– Да, после вчерашнего застолья как раз осталось наскромный завтрак…

Он молча вытащил из мешка и развернул сверток с едой. Онашироко распахнула глаза: вчера казалось, что опустошили припасы больше чемнаполовину, но сегодня все цело.

– У тебя что, – спросила она с тайнойнадеждой, – волшебная сума?

Он коротко усмехнулся:

– Это из второго мешка. Будь повнимательнее, ты бы заметила,что у меня их два.

Она промолчала. Вообще-то видела оба, равномерно с двухсторон позади седла, но полагала, что там только одеяла, огниво и прочиенеобходимые в путешествии вещи.

– Ты запасливый, – похвалила она. –Хозяйственный даже.

Он изумился:

– Я?

– Что, никогда не слышал?

– Впервые, – признался он. – Как только меняне обзывали, но чтоб еще и хозяйственным…

Он не стал бросать в костер оставшийся хворост, тольковзмахнул широкой ладонью, и пепел послушно улетел, обнажив крупные алые угли.

Она смотрела, как он умело разогревает мясо, по скупымдвижениям чувствуется опыт, долгие годы путешествий и ночных бдений передкостром.

– Тебе хорошо, – сказала она со вздохом.

– Хорошо, – согласился он, посмотрел на нее ипоинтересовался: – Чем мне так хорошо?

– Не сидишь на месте, – пояснила она. – А вотменя хотели заставить. Уже и жениха нашли… Родовитого, богатого. Отвертетьсяникак не удавалось…

– Пришлось удрать? – поинтересовался он ссочувствием.

Она кивнула.

– Как ты догадался?

– Да ты вся удратая, – пояснил он. – Бери вотсыр, пока свежий. И мясо… а то клюешь, как воробей.

– Спасибо, – ответила она польщенно.

Он добавил:

– Вчера жрала в три горла, как свинья ненасытная, асегодня какая-то вялая. Не заболела?

– Я сама лекарь, – огрызнулась она.

– Болеют и лекари, – сказал он рассудительно.

Остатки завтрака не стал бережно собирать в узелок, аразложил вокруг костра. Пусть, дескать, муравьи полакомятся, а там и другиезверушки попробуют городской еды, надо делиться с малыми и сирыми…

Конь подошел на свист, Олег взгромоздил ему на спину седло,Барвинок собрала и завязала потуже мешки. Наконец Олег поднялся в седло,протянул ей руку, и снова она удивилась, с какой легкостью он поднял ее, хотя,увы, даже не сделал вид, что забыл, где она сидит, и не попытался посадитьвпереди себя.