– Что тебе опять не так? – спросила она сердито.

– Свечи, – буркнул он. – Светильники с масломнадежнее. Слышишь, одна упала прямо на пол?

Барвинок насторожилась, тоже потянула носом, но запахи вкомнате все те же.

– Не слышу.

– А она все-таки упала, – сказал онравнодушно. – Если не докатилась до ковра, ничего не случится.

Барвинок вскочила, распахнула дверь в соседнюю комнату итолько там уловила слабый запах гари. Свеча в самом деле, выпав из подсвечникав стене, докатилась до ковра, там от нее тлеет краешек, несколько ворсинок ужеярко-красные, как накаленная проволока для кольчуги.

Поплевав на кончики пальцев, она прижала чадящий сизымдымком фитиль, тот зашипел едва слышно и стих, а она взобралась на сундук спогасшей свечой в руке, зажгла ее от второй, туго вбитой в заплывшую воскомчашечку, другая лунка уже успела остыть, воска там почти нет, пришлосьнаклонить свечу так, чтобы воск покапал туда и чтоб его хватило для удерживаниясвечи, когда застынет…

Наконец, вдавив свечу в горячий воск основанием, онасоскочила на пол и подумала, что в самом деле много суеты для тех, комудостаточно щелкнуть пальцами, чтобы во всем доме появился яркий свет.

Олег лениво рассматривал в окно дома на той стороне дороги,на лбу собрались глубокие морщины.

– Все наладила? – спросил он, не поднимаяголовы. – Молодец…

– Да уж не стала ждать пожара, – огрызнулась она.

– Его бы не было, – хладнокровно сказал он. –Свеча бы погасла, ковер от такой не загорится.

– Почему?

– Грязи слишком много, – объяснил он. – Ты кстенке ляжешь или с краю?

Она расправила плечи, так лучше видна ее изумительная грудь,и сказала грозно:

– Опять?

– Опять или снова, – ответил он рассеянно. –Всегда путался, как правильно?.. Это Таргитай чувствовал слова и так ихприлаживал одно к другому, что сверкали – куда там самоцветам… А от меня этотдивный дар ускользает…

Она ощутила разочарование, он так легко менял тему, даже неухватившись за прекрасную возможность поторговаться насчет постели, кому где изачем, у нее на все случаи заготовлены хлесткие ответы, настолько отточенные,что… ну попадись, гад, попадись, пожалуйста!

Он все прихлебывал компот, откуда только и берется в егокружке, поглядывал в окно. Погасли огни уже во всех окнах домов на той сторонеулицы, но Олег что-то выжидал, высматривал в темноте, а она уже извертелась натабуретке.

– Ладно, – сказала она наконец, – раз ты всене решаешься предложить мне спать на кровати, а сам ляжешь на полу, то я,подумав, принимаю твое твердое и такое благородное решение. Здесь два одеяла,но мне хватит и одного.

– Спасибо, – произнес он безучастно.

Она сказала с разочарованием, мог бы и побороться за месторядом с нею в постели, там трое поместятся:

– Отвернись!

Он спросил с удивлением:

– Зачем? Фокус покажешь?

– Никаких фокусов. Я раздеваюсь.

– А-а-а, – протянул он и уставился в окно, хотя итак сидел спиной к кровати. – Давай…

Она раздевалась медленно, но этот гад даже глаз не скосил,чтобы ее рассмотреть хоть мельком. Она разочарованно скользнула под одеяло инатянула его до подбородка. Оставалась надежда, что хотя бы попытается полезтьк ней, и тогда она врежет, как она умеет, выскажет все, что думает о мужскомхамстве, их надуманном чувстве превосходства…

Когда ее глаза начали слипаться, хотя старательно не даваласебе заснуть, чтобы не пропустить момент, когда начнет укладываться на полу онсам, волхв вздохнул и поднялся, огромный и мрачный в пламени свечи.

Черная тень заметалась по стенам, прыгая с одной на другую ижутко изламываясь на потолке. Волхв дунул, пламя свечи испуганно присело кфитилю, в комнате стало темно, словно в наполненном угольной пылью подвале.

– Пора, – услышала она в темноте глухой голос, азатем тяжелый вздох, словно волхв очень не хотел того, что последует за этим«пора» или «надо».

Она проворчала:

– Конечно, давно пора спать…

По незаметному движению спокойного воздуха она ощутила, какон оглянулся в ее сторону.

– Ты еще не спишь, – раздался его тихийголос, – воробышек?.. Спи. А я пройдусь немного.

Она заставила глаза приноровиться к слабому лунному свету,попадающему краешком в окно. Олег, как облитый светящимся клеем, взял перевязьс тулой и колчаном стрел, лицо задумчивое, словно решает, брать – не брать,перебросил через плечо. Она, застыв от негодования, смотрела, как его рукиподняли широкий пояс и застегивают на животе, два ножа в чехлах послушно занялисвои привычные места.

– Ты что задумал? – зашипела она.

– Надо пройтись, – сообщил он.

– Зачем?

– Не все здесь гладко.

– Но тебе какое дело?

– Мне до всего есть дело, – ответил он кратко.

– Почему?

– Это мои люди, – ответил он непонятно. – Этомой мир.

Она поспешно вскочила, уже не заботясь, что он увидит ее вовсей ослепительной наготе, тем более что луна светит как раз на нее, но он всеравно не воспользовался и даже не повел взглядом, вздохнул и пошел к двери.

Барвинок зашипела разъяренно:

– Погоди!

– Чего?

– Я иду с тобой!

Он проворчал:

– Не спится? Я недолго. К утру вернусь.

Она сказала рассерженно:

– Это и мои люди! И я не позволю тебе творить глупостив таком прекрасном месте среди таких прекрасных… даже прекраснейших людей!

– А-а-а, – протянул он, – не позволишь… Тогдапойдем. А то луна сейчас снова выйдет.

И, не дожидаясь ее реакции, вышел, бесшумно отворив дверь. Вкомнате стало угольно-черно, словно это он унес весь свет.

Она торопливо выскочила на крыльцо, небо в рваных тучах,звезды блещут тускло, а луна угадывается только по тусклому пятну, что медленноперемещается вдоль чего-то огромного и неопрятного с растрепанными краями.

Фигура Олега на мгновение выступила из тьмы в десяти шагах,Барвинок поспешно нагнала, он шагает быстро, но настолько бесшумно, под егосапогами не хрустнула ни одна веточка, просто хыщник какой-то, а не крупныймужчина, хотя все мужчины еще те хыщники…

– Раньше я думала, – прошипела онасаркастически, – люди по ночам спят…

– Наивная, – буркнул он.