И прежде чем Митчел успел определить, насколько онасерьезна, Кейт отвернулась, легко скользнула на стоящий напротив стул ибезмятежно уставилась на него.

– Намекаете на то, что специально облили меня «КровавойМэри»? – осведомился он.

– Сами знаете, что говорят о темпераменте рыжих, –откликнулась Кейт, разворачивая салфетку, но тут же подалась вперед и широкораскрыла глаза, словно в голову пришла ужасающая, но забавная мысль. – Надеюсь,вы не думаете, что я попросту крашу волосы в этот немыслимый цвет?

Митчел был окончательно сбит с толку. Неужели она специальноокатила его коктейлем в приступе детской неуправляемой обиды?

– Вы действительно сделали это специально? – спросил он снаигранной небрежностью.

– Обещаете не сердиться?

– Нет, – добродушно улыбнулся он.

С губ Кейт едва не сорвался растерянный смешок: такого онане ожидала.

– Ну, хотя бы обещаете никогда больше не заговаривать обэтом, если я скажу правду?

– Нет, – с ленивой улыбкой повторил он. Кейт прикусила губу,чтобы не рассмеяться.

– По крайней мере, вы честны и искренни, хотя умеете ввестив заблуждение.

И, всячески стараясь оторвать от него взгляд, поднялакорзинку с хрустящими булочками и предложила гостю.

– А вы? Вы честны и искренни? – весело поинтересовался он,беря булочку, и, несмотря на беспечную атмосферу, Кейт безошибочно ощутиланекое подводное течение.

И неожиданно сообразила, что он затеял игру в кошки-мышки.По всему видно, что в этой игре он чемпион мира, тем более что отводит себероль кота. Но одновременно она чувствовала, что он не слишком забавляетсяигрой. И поскольку ее целью было отплатить за его невероятную доброту, подаривприятный вечер, то она решила положить конец всей шараде.

Смело встретив его взгляд, она со спокойным чистосердечиемответила:

– Я сделала это не нарочно. Просто притворялась, чтоспециально облила вас. Чтобы взять реванш за ваши постоянные шуточки насчет«Кровавой Мэри».

Митчел слышал ее слова, но беспомощно тонул в ее глазах, авыражение прелестного лица так повлияло на умственные способности, что ему ужебыло все равно, сделала она это нарочно или нет. Однако почему-то сразу жепонял, что она говорит правду, и это означало для него больше, чем следовалобы. Интересно, в какой семье, в каком городе, на какой планете появилось этонепредсказуемое, живое, веселое создание со своенравным чувством юмора, разящейв самое сердце улыбкой и неисцелимой страстью к спасению раненых дворняжек?

Митчел потянулся к ножу для масла.

– Откуда вы взялись, черт возьми?

– Из Чикаго, – растерянно пробормотала она.

Он резко вскинул голову и уставился на нее с такимнедоверием, что Кейт сочла нужным подтвердить свои слова.

– Чикаго, – повторила она. – Я родилась и выросла там. А какнасчет вас?

Чикаго.

Митчел умудрился скрыть свое недовольство, но мгновеннонасторожился.

– Я нигде не жил достаточно долго, чтобы считать какое-томесто своим, – уклончиво пробормотал он, считая, что этого вполне достаточно.

По крайней мере, остальные вполне удовлетворялись такимответом. Да и вопрос был чисто риторическим. Люди задавали его, потому что такпринято при знакомстве. Правда их ничуть не интересовала. Но Кейт Донован былане из таких.

– А в каких местах вы росли? – допытывалась она и шутливодобавила: – Хотя не так долго, чтобы считать их своими.

– В различных европейских городах, – неохотно ответилМитчел, решив немедленно сменить тему. Однако не тут-то было.

– А где вы живете сейчас?

– Там, куда призывает работа. У меня квартиры во многихстолицах Европы и Нью-Йорке.

Работа иногда призывала его и в Чикаго, но упоминать об этомон не хотел, желая избежать непременных расспросов о том, есть ли у них общиезнакомые. Конечно, она вряд ли знает кого-нибудь, принадлежавшего к кругуУайаттов, но эта фамилия была известна многим чикагцам, особенно читавшимгазеты. И поскольку Кейт знала его фамилию, вполне может спросить, из тех ли онУайаттов, а ему совершенно не хотелось сознаваться в таком родстве, а тем болееобсуждать подробности отношений с семьей.

Кейт ожидала, что он перечислит, в каких городах у негоквартиры, или объяснит, в чем заключается его работа. Но поскольку Митчелмолчал, она предположила, что он намеренно избегает этих тем. Это показалось ейстранным. Кейт не хотела совать нос не в свое дело, но не могла с легкостьюпереключиться на другую тему и поэтому все же спросила:

– И никаких корней?

– Совершенно никаких, – подтвердил Митчел и, встретившись сее непонимающим взглядом, усмехнулся: – Судя по выражению вашего лица, вынаходите это несколько неестественным?

– Да нет, просто трудно такое представить. – Решив, что еслиона поделится с ним сведениями о себе, он последует ее примеру, Кейтпродолжала: – Я родилась и росла в ирландском квартале. Мой отец владелмаленьким рестораном, и много лет мы жили в квартирке наверху. По вечерамжители квартала собирались у нас поесть и пообщаться. Днем я ходила в школуСвятого Михаила с детьми из своего квартала. Позже поступила в УниверситетЛойолы. После окончания стала работать недалеко от дома, хотя к тому времениочень изменилась.

Митчел с чем-то вроде веселого недоверия осознал, что егобезумно влечет к милой рыженькой ирландке-католичке из солидной американскойсемьи среднего класса. Совершенно нетипично для него, и неудивительно, что онакажется такой загадкой.

– А куда вы устроились после колледжа?

– Социальным работником в департамент социальногообеспечения семьи.

Митчел едва сдержал смех. Значит, его безумно влечет к рыжейирландке-католичке из среднего класса с сильно развитым общественным сознанием.

– Но почему вы решили заняться социальной работой, а нересторанным бизнесом? Полагаю, в детстве вы достаточно его изучили? –допрашивал он.

– Это был скорее не ресторан, а уютный ирландский паб свесьма ограниченным меню из ирландских блюд и сандвичей, но я ужасно еголюбила, особенно когда кто-то играл на пианино, а посетители пели ирландскиепесни. Караоке, – с улыбкой добавила она, – весьма почитаемая форма развлеченияв ирландских пабах на протяжении сотен лет, только термин появился в последниегоды.