тело на двести частей, и каждый из воинов заберет себе по куску твоей плоти. Среди тех двухсот кусков обязательно окажется твое сердце – невыносимо больно будет смотреть, как они станут его истязать! Те нестерпимые муки даже сравнить не с чем!»

Внешний вид мучителей описывается по-разному, в одних случаях это черти, во многих других – гнусные существа, вызывающие у грешника ужас. Такие существа имеют облик полулюдей-полузверей, являясь не кем иным, как обманутыми жертвами грешника. К примеру, убитый скот перерождался в людей с бычьими головами и конечностями, а обманутые заказчики сутр имели свирепый звериный облик, огромный рост и страшные голоса.

В вышеприведенном рассказе мы читаем: «…впереди выстроилось целое войско весьма свирепого вида – такого, что человеку от страха и шагу не ступить, жуткое настолько, что и словами не описать: глаза воинов – что пылающие факелы, изо ртов же вырывались языки пламени. Облачены воины в боевые доспехи, кони их невероятного размера, словно каменные глыбы, – числом же их было около двухсот. От одного только вида этого чудовищного воинства сердце опускалось в пятки, да и помереть со страху было немудрено».

Жертвы перерождались в таком пугающем обличье по вине жестокости или недобропорядочности человека, от которого они зависели при своей жизни, и теперь жаждали расправы над своим мучителем.

Призвание в загробный мир могло быть и кратковременным. В частности, туда можно было попасть по просьбе мучимых в аду родственников. В таких случаях царь Эмма призывал душу человека ненадолго, чтобы он мог осмотреть все уровни ада и повидаться со своими усопшими родственниками. После этого путешествия человека возвращали в посюстороннюю жизнь. Памятуя об увиденном, он старался сделать все возможное, чтобы облегчить страдания родных, находящихся в преисподней.

Преждевременное призвание в ад с последующим воскрешением грешника также могло служить для устрашения, чтобы человек осознал неправедность своего образа жизни. Часто скоропостижно умершего оплакивали три дня или девять дней, не спеша с похоронами, так как в те давние времена еще не умели точно определить наступление смерти. Из страха похоронить человека живьем было принято держать тело несколько дней, пока точно не проступят типичные трупные пятна. После установления смерти родственники выносили тело в чистое поле или хоронили в гробу, что было привилегией богатых людей. Воскрешение обозначало новую попытку, шанс на исправление, а также возможность доделать важные и душеполезные дела: например, переписать незаконченную сутру, завершить отделку статуи будды и т. п. Обычно воскресший рассказывал об увиденном лишь своим родным, после чего все члены семьи старались помочь ему в завершении начатых дел и зачастую становились ревностными последователями буддийской веры.

Демоны и адские муки

Из книги «Основы возрождения в Чистой земле». 1790 г.

The Metropolitan Museum of Art, New York (Public Domain)

Основные мотивы для скоропостижной смерти и моментального попадания в ад, как нам показывает буддийская проповедническая литература, – это:

– убийство человека;

– убийство животных: охота, рыбалка, убой домашнего скота;

– употребление в пищу продуктов животного происхождения: мяса, рыбы, птичьих яиц;

– непочтительное отношение к родителям;

– оскорбление монахов: унижение, избиение, отнимание, присвоение монашеского добра, монастырского имущества;

– похоть, похотливые мысли и действия;

– отказ от грудного вскармливания собственных детей.

В более поздней назидательной литературе популяризируются старые и новые темы:

– убийство животных: охота, рыбалка, убой домашнего скота;

– употребление в пищу продуктов животного происхождения: мяса (почти не упоминаются рыба и птичьи яйца);

– воровство, разбой, прочие злодеяния;

– присвоение монашеского добра, монастырского имущества;

– небрежное выполнение начатых благих дел, таких как изготовление статуй будд и бодхисаттв, переписывание сутры недолжным образом.

В целом литература сэцува не восприняла китайской модели потустороннего мира во всей ее полноте, встречаемой в многочисленных танских новеллах о загробной жизни. Описанные в сэцува пытки ада – лишь комариные укусы по сравнению с описаниями адов в сутрах и изображениями мучений грешников в буддийской живописи. Вероятно, причиной этого были каноны буддийской проповеди, согласно которым еще не подготовленную паству не посвящают в подробности вероучения из боязни отвратить ее от веры или навредить психике неофитов.

Тем не менее в монашеской и мужской аристократической среде существовала традиция рассматривать особые свитки – картины с изображением того или иного загробного мира. Картины в откровенно ужасающей манере изображали демонов-мучителей, бедных жертв и в целом демонстрировали неизбежность наказания и мучений. Подобные свитки могли рассматривать только мужчины. Такого рода японские memento mori считались нормальным явлением для хэйанской эпохи, когда буддизм был стилем жизни, пронизывал всю культуру аристократов, а в жизни простых японцев трактовался на свой лад.

Фрагмент росписи буддийского храма в Такаяме

Red Pagoda / Shutterstock.com

Глава 4. Опасная столица: жизнь за стенами императорского дворца

Стихийные бедствия и эпидемии

Во второй половине эпохи Хэйан страну сотрясали политические неурядицы, природные катаклизмы и эпидемии. Япония еще помнила ужасы эпидемии оспы 735 года, которая унесла жизни не менее тридцати процентов населения и стихла лишь через три года. В 822 и 830 годах в столицу пришла чума, истребившая половину жителей Хэйанкё. Период с середины IX – начала X века был отмечен особенно частыми и тяжелыми бедствиями.

В те времена любое стихийное бедствие трактовалось как проявление недовольства высших сил или неупокоенных душ, поэтому на помощь приходили практики умилостивления духов. После землетрясения император отправил гонца в святилище Ясака-дзиндзя, где было совершено гадание. Гонец передал повеление высших сил, и, поступив согласно наставлению духов, император смог остановить распространение чумы. С тех пор по указу императора с 16 по 24 июля чудесное избавление от эпидемии стали отмечать праздничным шествием под названием горё-э, встреча духов. В наши дни шествия горё-э называются Гион-мацури.

Традиция почитания духов усопших уводит нас в глубины истории, когда древние японцы верили, что их усопший родственник мог перевоплотиться в злобного и мстительного духа или, напротив, в духа – охранителя рода. Злобного духа нужно было задабривать и умилостивлять подношениями. Считалось, что в него превращаются люди, умершие до срока в результате болезни, несчастного случая, трудных родов, а также юноши и девушки, не успевшие заключить брак. Эпидемия унесла множество молодых жизней, столица была осквернена таким количеством «неправильных» смертей, что само по себе воспринималось как бедствие государственного масштаба. Ежегодные шествия с умилостивлением духов должны были очистить город от скверны, изгнать злых духов болезни.

Гион-мацури в современном Киото

Kobby Dagan / Shutterstock.com

В 993 году оспа вновь прошлась по столице, не щадя ни аристократов, ни простого люда. На лицах выживших навсегда останутся глубокие язвы, придворные дамы будут скрывать их под плотными слоями ядовитых свинцовых белил.

За два следующих года различные эпидемии унесли более сотни жизней придворных 5-го ранга и выше, а на рубеже X и XI веков болезни вернулись, и Императорский дворец настолько обезлюдел, что именно это время принято считать «звездным часом» для Фудзивары Митинаги.

Удивительно, но в своем романе «Повесть о Гэндзи» Мурасаки Сикибу ничего не рассказывает о бедствиях столицы. В тексте не упомянуты ни эпидемия чумы, ни пожары, которые были постоянной бедой столицы с ее плотной застройкой. Хотя известно, что в 1001 году умирает от чумы муж Мурасаки, Фудзивара-но Нобутака. В том же году уходит из жизни и Митицуна-но хаха, автор «Дневника эфемерной жизни», – вероятно, его тоже убила чума.

Природные катаклизмы тоже случались по всей Японии. Так, в 864 году произошло извержение горы Фудзи, а в 869 году у побережья Санрику случилось крупномасштабное землетрясение, известное как Землетрясение годов Дзёган. Вызванное им цунами привело к многочисленным жертвам.

Показательным документом заката хэйанской эпохи выступает произведение эссеистического жанра дзуйхицу «Записки из кельи» авторства монаха Камо-но Тёмэя. Буквально с первых страниц начинается рассказ о пожаре 1177 года, из-за которого выгорели практически вся столица и императорская резиденция.

Было это давно: как будто в третьем году Ангэн, в двадцать восьмой день четвертой