Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Труп в поле
По «Свитку о девяти этапах разложения». XIII в.
Рисунки Веры Пошивай на основе иллюстраций из японских свитков
Дитя как обуза
Обычай сутэго был, по всей видимости, заурядным явлением не только в бедных деревенских семьях с большим количеством детей, но и в столице. У городских жителей были иные причины бросить своего новорожденного ребенка на произвол судьбы. Так, для фрейлин такой причиной была зависимость от придворной службы и невозможность оставить ее. Рождение ребенка вынудило бы ее покинуть свиту и уехать в родной дом, который, возможно, находился в глуши. Так, придворная дама, имевшая возможность ежедневно быть в курсе актуальных для ее времени событий, общаться с лучшими людьми столицы, продолжать учиться новому, выходить в свет, принимать знаки внимания от мужчин, теперь должна была бы отказаться от такой жизни навсегда или на многие годы. В те далекие времена другого места, кроме придворной службы, для девушки из родовитой семьи не существовало.
Что и говорить, отказ от новорожденного провоцировала сама система отношений между полами: мужчины могли свободно посещать женщину, когда им заблагорассудится, и относились к этому как к способу удовлетворения плотских потребностей без каких-либо обязательств. Описаниями подобных сексуальных связей, особенно в придворной среде, изобилует почти вся изящная литература эпохи Хэйан. Ночная жизнь подразумевала тайное посещение возлюбленной под покровом ночи, бывали случаи, когда мужчина мог обознаться, ошибиться домом или посетить даму, намеренно притворившись ее избранником. Тому способствовали и полная темнота, и затворнический образ жизни хэйанской женщины – обычно она скрывала свое лицо, прикрывая его веером, в помещении и на природе сидела лишь за многослойными ширмами и занавесами. Нежелание опозориться, навлечь на себя клевету вынуждали женщин молча сносить навязчивое мужское внимание. Последствия таких отношений были очевидны: нежелательную беременность приходилось скрывать, ребенка рожать где-то в глуши, вдали от родного дома и, соответственно, избавляться от нежеланного младенца.
Отсутствие собственных земельных наделов и прочего имущества, способного давать женщине финансовую прибыль, также крепко привязывало ее к придворной службе или делало ее зависимой от богатого покровителя, у которого могли быть свои жены.
Подобные случаи описываются в сборнике сэцува «Кондзяку моногатари-сю»: некая обедневшая дама, жительница столицы, сетует на свою судьбу и мечтает обрести богатого покровителя, чтобы в дальнейшем больше не нуждаться. Не будучи замужем и не имея на тот момент постоянного возлюбленного, она внезапно беременеет и в отчаянии решает ближе к родам уйти в горы, отыскать удобное место под деревом и оставить ребенка там же. А в случае смерти, думает дама, ее никто не найдет и это, возможно, станет лучшим избавлением от всех бед.
«Зима»
Из серии гравюр Икэды Кюросая «Изящные игры четырёх времени года». XVIII в.
The Metropolitan Museum of Art, New York (Public Domain)
Следующая история показывает нам любовь и страдание матери, стоящей перед нелегким выбором. Молодая мать, жена чиновника низкого ранга, должна вместе с семьей покинуть столицу и уехать в провинцию, куда по службе переводят ее мужа. Однако ей предстоит избавиться от одного ребенка из двоих погодков, который оказывается «лишним», помехой при переезде. У семьи нет возможности нанять кормилицу, поэтому приходится сделать выбор – бросить одного из двоих детей. Рыдающую женщину замечает проходящая мимо старуха, которая из жалости берет одного ребенка к себе. Далее в этой истории показано, как благодаря молитвам богине Каннон у старухи появляется молоко и ей удается выкормить дитя.
В том же сборнике есть история о сутэго, брошенном прямо подле городских ворот. Прохожий мужчина обнаружил младенца, пожалел его, но не смог забрать, так как торопился по срочному делу. На следующее утро, завершив работу, он нарочно пришел к воротам в страхе увидеть ребенка растерзанным бродячими собаками, однако младенец был жив и невредим. Еще два-три дня этот человек заранее загадывал, найдет ли он младенца живым или растерзанным, но всякий раз обнаруживал его живым. Оказалось, что белая собака-самка выкармливала ребенка своим молоком, а позже она утащила его в более укромное место, усмотрев в мужчине опасность.
Из этой истории мы видим, что брошенный на городской окраине младенец казался для столичных жителей чем-то привычным и заурядным, раз мужчина совсем не удивился такой находке. Он не позвал людей, не стал подбирать ребенка, хоть и волновался за его жизнь и дважды в день наведывался проверять, не съеден ли он. Несмотря на то что мимо городских ворот должно было проходить множество людей, больше никто из них не заинтересовался ребенком.
В «Кондзяку моногатари-сю» также встречается история о том, как мать оставляет ребенка, чтобы спасти собственную жизнь. Это история о женщине, спасшейся от напавших на нее в горах бродяг, которая уже рассказана выше. Однако мы остановимся подробнее на поступке этой женщины. Заметив за собой двух бродяг, она почуяла опасность и свернула с тропы, чтобы пропустить их вперед, но негодяи обступили ее и стали тащить в горную чащу. Женщина понимала, что в столь безлюдном месте ей не от кого ждать помощи, и пустилась на хитрость: стала жаловаться на боли в животе, чтобы отойти в кусты по нужде. Разбойники поначалу ей не поверили, но, поскольку она предложила взять ребенка в качестве заложника, решили ее отпустить. При этом молодая мать расхваливала своего ребенка, называя его самым милым на свете, каких нет даже у знати, – разве может она бросить такого хорошенького малыша и сбежать? Уговорив бродяг, женщина тотчас же оставила им своего ребенка, а сама сбежала без оглядки. Выбежавшую на дорогу запыхавшуюся женщину заметили воины, которые, узнав о ее беде, пустились догонять разбойников. По прибытии они обнаружили в кустах разрубленного на части ребенка. Решив, что мать бросила свое дитя и сбежала, разбойники избавились от обузы и скрылись. Первое, что испытала женщина, – это облегчение и радость оттого, что бродяг больше там нет, хоть ребенка и жалко. А воины, помогавшие ей, одобрили то, что женщина ради своего спасения пожертвовала ребенком. «И среди простолюдинов найдется совершивший постыдный поступок!» – гласит концовка этой истории, из которой явствует, что составитель сборника не одобряет такого поведения. Подобный случай в то время, скорее всего, воспринимался (с точки зрения аристократа) как типичный для простонародья пример нерадивого материнства.
Мать с ребенком
Гравюра Китагавы Утамаро. Около 1800 г.
The Metropolitan Museum of Art, New York (Public Domain)
Стоит обратить внимание и на то, как к поступку женщины в этой истории отнеслись ее спасители. Среди воинского сословия в конце XII века существовало убеждение, что женщина в опасной ситуации должна пожертвовать своим ребенком и спасать прежде всего мужа, доказывая таким образом супружескую преданность. По всей видимости, описанная история свидетельствует о том, что и в простонародье жизнь взрослого человека ценилась выше, чем жизнь неокрепшего младенца. И уж тем более, если речь шла о мужчине, от которого зависела судьба и благополучие женщины. Соответственно, ребенок из бедной крестьянской семьи находился в полной зависимости от матери, которая самостоятельно могла принимать решение относительно его жизни.
Детей бросали на произвол судьбы так осознанно и легко еще и потому, что отношение к смерти у японцев было довольно спокойным, а, по исконно японским представлениям, ребенок до семи лет все еще пребывал в мире духов ками и не считался человеком. По этой причине о младенцах, умиравших в возрасте до семи лет, не принято было горевать. Тем более что дитя, еще не отведенное в синтоистский храм для знакомства с богами – покровителями рода, фактически для семьи не существовало.
Признание проблемы и государственные меры
Как же относились к этому народному обычаю правители и высшие чиновники на фоне демографических проблем,