* * *

Мы летали над ночным заснеженным Минском в морозном звездном небе, любовались на гигантский кристалл Великокняжеской Библиотеки, фаянсовый собор Всех Святых, незамерзающий каскад озер на Свислочи, небоскребы опричной части города, старинные дворцы и особняки юридики Гуттен-Чапских, желтые окна панельных многоэтажек и цветную иллюминацию земщины.

Девушку я держал на руках,она обхватила мою шею, прижалась ко мне, сердце у нее стучало часто-часто, дыхание было прерывистым.

— Это просто невероятно, — сказала Вишневецкая. — Это какой-то ужас. Ужас как классно!

Крылья в два мощных взмаха подняли нас еще выше — под нами пролетели бдительные беспилотники.

— И что — тебе не страшно? — на самом деле я имел в виду свой жуткий облик.

Если честно — я был похож на тварь прямо из пекла. Чешуя покрывала лицо, тело, руки и ноги, мышцы увеличились, как у адского Халка, ногти превратились в когти, глаза горели адским пламенем… Так выглядела стадия имаго самого распоследнего уровня — условно-антропоморфный облик на максималках. Следующая ступень перерождения — натуральный дракон! От меня-человека остались только черты лица, рыжие борода и шевелюра и общая конфигурация частей тела. Мне в зеркало на себя смотреть страшновато было, а она вот — обнимается!

— Большой, сильный, теплый, летающий… — промурлыкала Яся, почувствовав суть моего вопроса. — Мой! Я же знаю, какой ты внутри! А то, что ты и такой, и сякой, и разный — это, наоборот, хорошо! Ты же не боишься, что я — магичка? Вот! И не дури голову! А ты можешь быстро-быстро? Какая максимальная скорость?

— Э-э-э… Ну, от Браслава до Лиды я часов за пять долетел, это значит семьдесят-восемьдесят километров в час могу точно, — задумался я.

— Давай, давай! Погнали! — она прижалась крепче.

— Погнали! — ухмыльнулся я и сложил крылья, обнимая ими Вишневецкую, и мы сорвались в крутое пике, несясь к тверди земной с безумной скоростью.

— Уи-и-и-и!!! — запищала Яся, когда у самой поверхности речной воды падение завершилось распахнутыми крыльями, ударом морозного воздуха и холодными брызгами.

Мы неслись над лентой Свислочи, пугая редких одиноких прохожих, ныряя под арки мостов, петляя меж фонарями набережной,стряхивая иней с деревьев и отражаясь в водной глади. И были самыми счастливыми в мире!

* * *

Глава 8

Экстракция

Нам вручили сертификаты о прохождении курсов «Интерактивные методы обучения в современной средней школе», отдали командировочные листы с печатями, попросили заполнить анкеты в стиле " Что было полезным, было бесполезным, было вредным на курсах" — и отпустили по домам. Думаю, анкеты эти отправились в коробку для макулатуры чрезвычайно быстро.

Интерактивные методы обучения — вот что мы тут изучали, оказывается! А я-то голову ломал, как им удастся формально объединить под одной обложкой уретру, игровые элементы на уроке, опыт работы учителя истории в кадетском училище, вопросы адаптации детей с синдромом дефицита внимания и пару лекций по изменениям в земском кодексе об образовании… Нет, положа руку на сердце, кое-что полезное я с этих курсов увозил. И нет, это не только доха!

Как всегда, основная часть обмена опытом и повышения своего педагогического уровня происходила, скажем так, в кулуарах — за обедом в столовой (не все же время я сидел с той теткой, которая бледнела от слова «фигня»), на перерывах, по пути в учебные заведения, где нам демонстрировали открытые уроки. Педагоги разговаривали, общались, накидывали какие-то кусочки из своего личного рабочего опыта, рассказывали о проблемах с родителями, учениками и начальством и предлагали свои варианты решения этих проблем. И это казалось куда как полезнее лекций про уретру и СДВГ — новом фетише чиновников от образования.

Иногда мне думалось, что стоило просто собирать преподов в комнате с кофейным автоматом и закусками и запирать их там на пару часов. Ведь настоящие училки обоих полов, те, что не уволились в первые два-три года — свернутые наглухо. Мы кроме школы мало о чем можем разговаривать. Вот это был бы действительно полезный семинар, однако!

Так или иначе — я шел на вокзал пешком по зимним минским улицам в компании ещё пятерых педагогов из Гомельской губернии и думал о том, что зря, наверное, не решился ехать на курсы в столицу на «Урсе». Потому что отправлять доху доставкой на отделение почты — это, конечно, было очень волнительно. А ну, как испортится? В любом случае, в лисьей дохе представить себя даже в скоростном комфортном «Шиндлере», который курировал между всеми регионам Великого Княжества, было сложно. Не говоря уже об обычной электричке или там — плацкартном вагоне. Не ездили аристократы в поездах, моветон! Так что отправился Сапегин подарок в Вышемир курьерской службой… А цивильный костюм и тросточку в чехле я в рюкзак упаковал, большой, армейский. Он довольно гармонично смотрелся вместе с гораздо более комфортной «оливой» и типично-хемингуэевским свитером с горлом.

Шагать в таком виде что по Минску, что по Вышемиру, что по Хтони — сплошное удовольствие. Удобно, тепло, неброско — дембельнувшихся нынче в стране полно, куча молодых мужиков форму донашивает. И никаких вопросов — аристократ, дегенерат, педагог или демагог. «Олива»- великий уравнитель!

А свитер связала баба Тома, и он мне пришёлся весьма по душе. Знаете, бывают такие редкие предметы гардероба: наденешь — и как будто на диване валяешься, и плевать, что на улице минус двадцать! Самая поубитая куртка, какие-нибудь столетние боты, шарф родом из детства… Шапка дедова, сапоги кирзовые, батины! Вот и свитер это такой был, удачный. В нем можно было себя представлять одновременно дорогим нашим Эрнестом, геологом, полярником и Данилой Багровым.

Так что я наслаждался жизнью, вертел головой, разглядывая симпатичные столичные здания, витрины, людей вокруг и всякие прочие диковинки, и думал о том, что перед многочасовой поездкой в Гомель следует перекусить как следует.

— Пойду кофе возьму, — сказал я, когда мы прошли «Ворота Минска».

— Билет на тебя купить? — уточнил коллега-историк из Рогачевского уезда.

— Я сам, сам. Спасибо! Догоню! — кофе пахло довольно прилично, к ароматам арабики добавлялись явные нотки жареного мяса, так что я остановился, принюхиваясь и присматриваясь.

Улица Университетская, на которой и стояли знаменитые минские башни-близнецы, в нашем мире — детище сталинского ампира, в этом — ампира самого что ни на есть классического, была наполовину земской, наполовину — опричной. Это