Выпускной в школьную жизнь состоялся.

Подружка обиделась, а мама ничего не узнала. Неприятно признавать, что единственная девочка, с которой дружила, предлагала напакостить. Правда, и платья в моем гардеробе больше не показывались, даже спустя много лет.

Свет от жужжащих ламп густо окутывал холодный кабинет. Здесь, на севере, всегда не хватало солнца. Вечная темнота проникала во все закоулки домов и души. Мои озябшие пальцы нервно пытались стучать по клавишам, как дверь распахнулась.

Ненавижу.

– Рита! Ты еще не обедала? Уже пора! Потом допишешь, хватит сидеть, – Даша бесцеремонно нацепила табличку «Обед» на дверь и уселась напротив.

Ненавижу.

Ее длинные руки резво открутили крышку термоса, и в воздухе разлился насыщенный аромат пряного супа. Она всегда готовила домашнюю еду. Я тихо вздохнула, пытаясь скрыть раздражение. Мой обеденный арсенал был богат дошираком.

– Рита! Ну нельзя это есть. Желудок заболит. Надо заботиться о себе, – причмокивала супом и осуждением коллега. Идеально уложенные серо-русые волосы возмущались вместе с ней. Розовая кофточка с рукавами воланчиком укоризненно смотрела на мою рубашку мужского покроя.

Все в Даше было складно. Даже муж, кот и компот. Вечно подтянутая с узкими бедрами, гладкой кожей и довольной улыбкой, она ловко управлялась со здоровым питанием, фитнесом и выходными пирогами в придачу.

Ненавижу.

– Что за суп? – я не могла оторваться от запаха. Моя вермишель уныло хлюпнула.

– С фасолью. Значит так, – Даша с упоением принялась вещать про рецепт. Обычно это занимало пол перерыва. Я могла отвлечься и поразмышлять о своем, но для вида поддакивать.

Она энергичным потоком выдавала рецепты, скидки, товары для дома, все, что считала полезным. Беседы дышали непроходимой практичностью. Обычная серость. В 26 можно порассуждать о чем-то романтичном и авантюрном. Например, о помаде. Ярко-красной.

Именно такая на днях появилась в моей косметичке. Она безупречно оттеняла белизну мужской рубашки. Ерунда, что макарошки в пластиковом стакане и джинсы масс-маркета до образа идеальной блондинки не дотягивали.

«Хм, блондинки», – я уже и позабыла свой настоящий цвет. Каждые полгода он обновлялся. Только стрижка «под мальчика» оставалась неизменной. Возможно поэтому смело некрашеные волосы коллеги особенно раздражали.

– Слушай, а зачем тебе такие яркие губы? Сегодня же не праздник, – вдруг оборвала суповой рецепт Дарья.

– Не праздник, говоришь? – удивилась я. Что-то противное заворочалось в груди.

«Ненавижу!» – снова вспыхнуло в мыслях и растаяло в воспоминании, так и не родившись словами на свет.

Дружу с Таней. Нам по 12 и мы почти взрослые. На ее серьезный тринадцатый день рождения выбираю косметику. А что еще? Румяна, карандаш и помада готовы к вручению. Терракотовые. Гордилась собой. Недолго. Однажды зимним скрипучим вечером узнала, что подарочек мой – «отстой».

– Да, Рита, отстой, – шипела третья подружка по секрету.

– Ты что, шлюху из нее хотела сделать? Этим только женщины красятся. В возрасте. Лет тридцати, точно.

Мороз щипал мои глаза. Странная тяжесть неизвестного чувства давила в живот. Ненавистная дубленка сжимала мехами-капканами. Шлюха с благородной помадой никак не представлялась, разве что Джулия Робертс. Зато хорошо обрисовались подружки с ехидными улыбками над ненужным подарком.

Хотелось провалиться здесь же, под снег. Сил хватило шепнуть: «П-почему сама не с-сказала?».

С девчонками больше не дружила. Перешла на мужскую компанию. С мальчишками легче. Они прямолинейно кричат тебе: «Дура-а» в лицо и громко смеются. Той зимой я подумала, что у предательства терракотовый цвет и холодная женская кожа.

– Ну да, Рита, слишком вызывающе. Я б такую не взяла, – продолжила нудеть коллега.

Мысли вернулись в рабочий кабинет. Здесь, в крупной, но глубоко провинциальной газете любили умеренность. В одежде и взглядах. Даша отлично вписывалась в идею об идеальной сотруднице. Я же нарушала стандарты. Ежиком в волосах, мыслях, словах и неуемным желанием соревноваться с мужчинами.

«Значит, хорошие сапоги, надо брать», – помада скривилась ухмылкой.

– Ты же на работе, нужно быть сдержанней. Нюд, например, – Даша назидательно поджала бесцветные тонкие губы.

«Я бы их не коснулась. Мне нравятся сочные, – пронеслось в голове. Бледные щеки полохнули оттенком стыда. Первый поцелуй всплыл из тайников памяти.

Тогда я дружила с Аленой, изящной девочкой с манерами балерины. Она любила легкие платья и смеяться. Раскрашенные солнцем мы наслаждались летней свободой и сладким ветром. Уроки, родители и заботы десятилетних оставались в бесконечно теплом мае. За нашими шутками наблюдали лишь старые бревна забытого дома.

«Скрип», – отозвалось из подвала.

«Щелк, щелк», – ответили ветхие окна.

«Бух, бух, бух», – стучало мое сердце.

– Тсс, давай на цыпочках, не шуми, – прошептала Алена. – В эту часть дома нельзя. Хотя, пока никто не видит, можно. – Мы пробирались босиком по холодному полу. Пятки жгло неизвестностью. Доски скрипели и хотели нас выдать, но узкая лестница в потолок тянула наше любопытство за собой.

– Бабушка говорит, здесь кто-то живет и не разрешает заходить, вот и проверим, – продолжала подруга.

Крутые ступеньки поднимали нас к цели на верхотуре и съедали пространство.

«Шквяк», – маленькая дверь в тайную комнату отворилась. Барашки пыли обдали лицо, мы закашлялись и ступили в самую высокую часть дома – чердак. Сердце трепыхалось где-то в горле.

– И это все?! Бабушка обманула, здесь никого не-ет, – почти что взвыла Алена в самую глубину темного помещения.

Разочарование – так можно назвать итог секретного путешествия. Здесь мы обнаружили лишь паутину и редкие струйки солнца, что мерцали сквозь просветы на крыше.

– Давай тут поиграем? Все равно уже забрались, – предложила подруга.

– Давай, – коленки еще немного дрожали, но возбуждение от запретного не позволяло вернуться назад.

– Хм, здесь нас никто не увидит… Я придумала игру! – хитро прищурилась Алена. – Целоваться. Давай целоваться. Как взрослые в фильмах. Ты будешь муж, ты же в шортах, а я жена. Потом поменяемся.

Я прикинула, как там целовались взрослые, и в чем разница между мужем и женой. «Мужчины, кажется, рот шире открывают. Из-за усов? Но у меня нет усов. А вдруг слюни? Куда их девают?» – засомневалась, но играть согласилась.

«Чмок», – губы мягкие. Теплые. Чужие, – «Чмо-ок».

Фильм у нас не вышел, носы помешали. Дышать стало неудобно, да и слюняво. Разочарование – так можно назвать итог взрослой игры.

А на следующий день бабушка Алены грозно махала пальцем-оглоблей: «Что это вы удумали? Я все в щелочку видела. Еще раз таким займетесь, все твоим доложу. Иш ты!»

Я боялась поднять глаза. Еще больше боялась наказания дома. Алена чуть заметно улыбалась. «Может, она сама рассказала? Чердак ведь высоко», – но хотелось верить, что взрослые не врут и нас просто застукали. Стало обидно. От стыда в ушах и в полу под