всех сторон. Ничем, кроме душевного тепла, семья помочь не могла. Ничего, кроме этого, не могло помочь лучше.

* * *

До контрольного рентгена перед операцией Настя надеялась на чудо. Затемнение окажется ошибкой. Рассосется. Можно будет вернуться к привычному расписанию. Сборы бумаг и анализов забрали недели, а взамен вручили кучу накопившихся дел. Привычный уклад и раньше не приносил радость, но был понятным. Новая реальность пугала. Неизвестностью.

– Красавица, готова подышать морозным воздухом? – с теплотой в голосе произнесла операционная медсестра и аккуратно поднесла к лицу Насти что-то похожее на маску от ингалятора.

Вдох. Еще один. Наркоз накатил тяжелой волной. Вдох. Сознание вошло в темноту. В прежнюю жизнь Анастасия не проснется.

* * *

Пара дней до Нового года. Девушка стоит у окна. Внимательным, с оттенком восхищения взглядом наблюдает за праздничной суетой. С высоты одиннадцатого этажа картинка просматривается особенно ясно. В самой толпе замечает Любовь. Она проникает сквозь торопливо идущих прохожих. Вот образ матери, что ищет для ребенка лучший подарок. А это очертания мужа. Наверное, спешит накормить с ложечки ослабленную после операции жену.

На щеках Насти провалились ямочки – «поцелуи счастья». Мир засиял. По-другому в больнице никак. Сутки в реанимации отрезвили. Не только от наркоза. Следующие пять дней стационара закрепили результат. На скоростях к признанию Анастасия не замечала простые истины. Их не оценить лайком, но можно почувствовать сердцем.

Недуг не бывает красивым. Зато в нем ощущается то, что нужнее. Не важно, кто ты и как выглядишь, пока существует Любовь. В больничных стенах ее светлый голос звучит громче всего. «Молодец. Потерпи еще немного» – в перевязочной ласково подбадривают сестры милосердия. У самого сильного чувства тут физическое воплощение. Его увидеть легко. «Вам разрешили воды» – в интенсивной терапии поит чью-то бабушку медбрат. Любовь здесь настолько близко, что ее чувствуешь всем телом и внутренней глубиной. «Дай помогу, вот моя рука, облокотись» – ощущаешь поддержку близких, когда после операции каждый маленький шаг – большая победа.

– Как и договаривались, созвонимся после праздников, – в палату вошел доктор и протянул необходимые для выписки документы, – лучше даже не раньше середины января. Пока лаборатория выйдет с каникул. Быстро, к сожалению, не получится.

– Я больше никуда не спешу. Спасибо вам, – искренне улыбнулась Настя, – и хороших праздников.

Тяжелую входную дверь больницы отворил муж. Вслед за ним медленно выпорхнула исцелившаяся. Операционные швы болели, зато перестало жечь в груди. Душевная рана зарубцевалась.

– Любимая! А, любимая. А что происходит? Давно не видел тебя такой счастливой. Что тебе там такого особенного через капельницы вливали?

– Лекарство, милый. Горькое, но полезное. Помогло заметить: мир за виртуальными рамками прекрасен, – Анастасия смахнула со щеки соленую искорку, соскочившую с ресниц.

– Не переживай за результаты. Чтобы там ни было, мы со всем справимся.

– Конечно, родной! Это от радости. Я наконец-то нашла, что искала. Чудеса творят не лайки, а Любовь.

Дружба с ограничениями

Татьяна Махинова

Представьте ярко-желтое трехэтажное здание. Казалось бы, просто дом. Раз в год его стены подкрашивают, а в окнах белеют по-домашнему присобранные занавески. Это центр реабилитации «Добрый волшебник». Благодарна чародею за знакомство с людьми, которые «греют» меня 20 лет.

Мужчина подходит ко входу, дергает, тяжелая дверь строптиво поддается. Он поднимается на третий этаж и останавливается перед кабинетом с табличкой «Директор».

– Пап, а куда мы пришли? – спрашивает шестилетняя девочка, сидя на шее мужчины.

– В детский сад. Теперь будешь сюда ходить. Тебе понравится: с ребятами познакомишься.

Пригласили войти. В просторной комнате с длинным столом мятым взглядом встретила бледная женщина в черном пиджаке. Казалась больной.

– Слушаю вас. По какому вопросу?

– Я звонил. Прошу устроить дочь на весь день.

– Ой, а кто тут у нас такая хорошенькая, – засюсюкал директор.

Отец спустил девочку. Та прошлась с любопытством по комнате, которая казалась огромной.

– Хорошо, она у вас умница, – ровным голосом подытожила Серая Дама. – Документы в порядке. Пойдемте, покажу зал ЛФК и группу.

– Пап, давай уйдем. Я хочу к бабушке, – умоляла малышка.

– Не бойся. Так надо, Танюша.

В группе находилось много детей. Таня никогда раньше не видела столько. Отец ушел, впервые оставив дочь одну. Она сжала кулачки и беспомощные слезные глаза. Постояла пять минут и по-взрослому собралась: «Я большая – плакать не буду. Ну, хотя бы попробую».

Воспитательница Клавдия Аркадьевна дала ходунки и показала, как их передвигать. Большая девочка «въехала» в группу: колесики крутились быстрее, чем успевала шагать. Ребята отличались от тех, что приходилось видеть раньше, но их объединяло что-то общее с Таней. Это придало смелости.

Среди них выделялась девочка, что толкала перед собой такое же приспособление. Длинные каштановые волосы аккуратно спускались с плеч, карие глаза с азиатским разрезом казались улыбчивыми. Говорила она медленно, короткими фразами. Шагала быстро. Наша героиня подумала: «И я так хочу ходить. И обязательно буду».

Детям не нужно долго притираться друг к другу, новенькая проявила инициативу.

– Привет. Как тебя зовут?

– Ангелина. А тебя?

– Таня. У меня есть к тебе просьба.

– Какая? – удивилась Геля.

– Расскажи, как их правильно двигать, а то я уже устала всех догонять.

Девчонки разговорились. Вскоре обед прервал их беседу.

Напротив быстро и сосредоточенно мелькала вилкой «дама» в джинсовом сарафане. Скорость бросалась в глаза, потому что остальные вяло ковыряли котлеты. Кто-то вообще не ел самостоятельно. Все были так похожи и так отличались.

– Это кто?

– Лиза.

Елизавета. Человечек с боевым характером, но грустинкой в карих глазах. Она ходила быстро и смело. Главное – сама: без костылей, ходунков, хотя и на короткие расстояния. Брала две трости, если планировала дальнюю пешую прогулку. Откуда эта печаль в детских глазах? Нет, физические недостатки тут ни при чем – она прекрасно с ними справлялась. Здесь крылось что-то другое…

Этого ребенка из центра всегда забирал только отец. У нее не было мамы. Новая жена папы хорошо относилась к девочке и та называла ее «мамулей».

– Лиза, тебе помочь? – спросила Таня.

– Нет, справлюсь. И скорее тебе помогу, – улыбнулся маленький боец.

Спустя несколько дней девочки подружились. Играли только друг с дружкой, есть садились за один стол. С Лизой нашу героиню сближало отсутствие мамы в жизни. Только с подругой Таня могла говорить о ней, точнее грезить, потому что не помнила.

* * *

– Не могу запомнить эту строчку. Учу, учу и все без толку, – бубнит «дама в сарафане». Прошло почти четыре года, а она все также их носит, только не